Ремигиуш Мруз - Безмолвная

Что ж, если все пойдет по моему плану, через некоторое время я смогу все узнать у нее самой.

Кассандра сообщила мне свой адрес, когда мы договорились об условиях нашего сотрудничества. Я должен был появиться в Ревале после того, как найду последнюю подсказку или, даст бог, и саму Еву. Но ситуация изменилась. Помощь Кассандры мне нужна уже теперь. Без нее мне трудно понять скрытый смысл слов моей невесты. Мне нужно место, где я мог бы поразмыслить, не оглядываясь через плечо. И кроме того, требовался компьютер с доступом в интернет.

Я понимал, что не могу обратиться ни к кому другому. Кассандра была моим единственным спасением.

А вот мог ли я быть таковым для нее? Об этом она твердила мне, когда рассказывала об ужасе, который была вынуждена испытывать годами. Я не желал знать подробностей. Мне вполне хватало того, что муж над ней издевался. И что она наконец решилась вместе с сыном освободиться от него…

Безусловно, я помог бы ей, даже если б эта акция не была взаимовыгодной.

А может, я только хотел так думать? Может, в реальности мне не хватило бы эмпатии и я сосредоточился бы лишь на решении собственных проблем?

Но так или иначе было ясно: мы нужны друг другу.

Еще раз глянув на телефон, я спрятал его в «бардачок» и прибавил газу. Движение по польским дорогам с предписанной скоростью выглядит подозрительнее, чем с нарушением правил.

От Ревала меня, по моим подсчетам, отдаляло более 200 километров. Поскольку Кассандра больше не присылала мне сообщений, чтобы проинформировать об изменении намерений, я надеялся достичь города примерно через три часа, если не нарвусь на какие-нибудь дорожные работы.

Роберт ворвался в кабинет в состоянии дикого бешенства. По его глазам я увидела, что человек, за которого я когда-то вышла замуж, полностью погрузился во мрак. Его сменил кто-то иной. Этот чужой мужчина снова начал трясти меня, оскорблять, угрожать и сбрасывать с полок все мои книги.

Перед тем как он вытащил меня в коридор, я успела еще раз взглянуть на «РИЧ». Вернер пока так и не появился. Я опасалась, что полиция, напав на след, задержала его. Иного объяснения не было…

Я многое отдала бы за то, чтобы увидеть местные сообщения из Велькопольски и Опольщины. Если мне этой ночью суждено быть замученной собственным мужем, я хотела хотя бы знать, нашел ли Дамиан след своей Евы…

Роберт избивал меня почти час, то давая мне надежду на окончание мук, то снова уничтожая ее. Его движения становились все резче, а удары — все сильнее. Он возбуждался, видя, что мне становится все хуже. Он чувствовал себя повелителем жизни и смерти, упивался сознанием того, что именно от него зависит все, что со мной произойдет. Он забыл, что такое жалость, — и мне уже не верилось, что когда-нибудь снова вспомнит.

Я молилась только о том, чтобы это не затянулось слишком надолго.

Во время одного из перерывов я почувствовала, что все мое тело — одна сплошная боль. По мне будто проехался туда-сюда автомобиль. Я понимала, что о маскировке ран и синяков нечего и думать. Это ломало мой план побега, так как избитая женщина сразу привлечет внимание окружающих. А я должна сбежать незамеченной.

Я отогнала эти мысли, глядя на Роберта, стоящего возле книжных стеллажей. Он опирался на одну из полок и старался отдышаться, словно только что совершил забег. Плечи его поднимались и опускались.

Могла ли я и дальше надеяться на то, что мне удастся сбежать? Что все это закончится здесь и сейчас? Муж все больше бесился. Обычно на данном этапе уже проявлялись первые признаки того, что его эмоции идут на спад. Но не в этот раз…

Роберт повернулся и с презрением глянул на меня. Затем подошел и с размаху пнул по ребрам. Я, скорчившись, завыла, уже не понимая, что приносит мне бо́льшую боль — то ли удары, то ли следующие за ними оскорбления.

— Роберт…

— Заткни пасть! — крикнул он и снова пнул меня.

— Оглянись, посмотри, что ты делаешь… — Я шептала так тихо, что даже не понимала, слышит ли он меня.

Собрав силы, подняла руку и показала на коридор. Он на мгновение повернулся и глянул на кровавые потеки на стенах. Затем, скривившись, повалял меня ногой, как бесформенный куль.

— Что я делаю? — процедил он. — Это ты испоганила весь этот гребаный дом!

Ногой перевернул меня на грудь и придавил меня так сильно, что, казалось, послышится звук хрустнувших ребер. Роберт старался перенести на меня вес всего своего тела.

— В доме… — выдохнула я, — полно крови…

Он глянул на меня с бешенством.

— Подумай… что будет…

— Когда что? Когда ты позвонишь в полицию? Пожалуйста, звони!

Он убрал ногу и полез в карман за телефоном. Зажал его в руке и, стиснув зубы, ткнул им мне в лицо. Аппарат попал прямо в глаз, причинив ужасную боль. Мне показалось, что я никогда больше не смогу поднять веко. Но позволила себе только тихонько ойкнуть.

— Войтек…

— Что Войтек? Будешь теперь прикрываться ребенком, потаскуха гребаная?!

— Увидит…

— Он увидит только, как тебя зарывают, мать твою, в песок!

Ухватившись за мою блузку, разрывая материю и швы, Роберт потащил меня в коридор. Две верхние пуговицы отлетели сразу, остальные еще держались. Он волок меня по полу, а потом по ступенькам, делая так, чтобы по дороге я побилась как можно сильнее. Голова моя стукалась о ступеньки, а он еще и поднимал меня на каждой из них — специально старался сделать побольнее.

Когда мы оказались внизу, я снова впала в полубессознательное состояние, думая лишь об одном. Неважно то, что станет со мной. Меня уже не беспокоило, остановится Роберт или нет. Я переживала лишь, что в таком состоянии не успею убрать кровавые потеки и привести в порядок весь этот бардак, а Войтек его увидит.

Но я быстро отбросила эту бредовую мысль. Надо сосредоточиться на том, что продолжается здесь и сейчас. Попробовать спастись. Не с помощью физического отпора, давать который уже поздно. Я должна попробовать уговорами прекратить буйство своего мужа.

— Ты, грязная потаскуха… — процедил Роберт, перетаскивая меня в зал.

В голове у меня гудело, но не так громко, чтобы я не слышала его слова. Каждое из них подтверждало, что Роберт по-прежнему готов на все.

— И ведь знала, что все так закончится…

Он снова швырнул меня, как мешок с мусором. Чуточку передвинувшись, я уперлась в остекленную дверь террасы. Выглянула наружу. Хотя дождя не было, мне показалось, что я смотрю через стекло, покрытое каплями.

— Ты долго этого добивалась, падаль…

Он пнул меня в спину. Я дугой выгнулась от боли, уже не понимая, откуда она исходит. Роберт схватил меня за плечо, повернул к себе и ударил кулаком в лицо. Он сделал это с ненавистью и жестокостью человека, который долгие годы сдерживался — и вот наконец дал волю своим худшим эмоциям.