Йонас Бонниер - День гнева [litres]

Но на этот раз напряжение держалось на максимуме с начала выходных, и для взрыва было достаточно малой искры. Что именно это будет – масляное пятно на кухонном полу, пролитый на стол лак для ногтей или грязный унитаз, – не имело никакого значения.

Время было позднее, поэтому дети спали. Синдре и Микаэла сидели в гостиной на первом этаже. На столе стояла почти пустая бутылка красного вина, из которой Синдре выпил не более половины бокала.

– Тебя не учили, что для начала полагается сказать какой-нибудь тост? – вдруг спросила Микаэла, которой алкоголь, как всегда, придал храбрости.

– Да, конечно, – ехидно усмехнулся Синдре. – Особенно когда пьешь с такой изысканной дамой.

Микаэла вспыхнула и оглядела себя. Она была все в тех же фланелевых брюках и футболке, которую испачкала кетчупом во время обеда пару часов тому назад.

– Будь ты единственным мужчиной в Кнутбю, и тогда не стала бы ради тебя прихорашиваться.

– Конечно, дальше Кнутбю твои горизонты не простираются.

– Откуда такая уверенность? – возмутилась Микаэла. – Что ты вообще обо мне знаешь?

– Об этом всем было известно еще в «Веббюне», – вздохнул Синдре. – Один я никак не мог поверить, что за всем этим действительно ничего нет.

– А ты умный, да? – почти закричала она. – Считаешь себя лучше других?

– Нет.

– Да! Я же вижу, – оживилась Микаэла и, понизив голос, добавила: – Думаешь, я не знаю?

– Ты о чем?

Микаэла подскочила:

– О следах на снегу, которые я нахожу каждое утро. Об этом вы ночью не думаете, да?

– Какие следы?

– Возле террасы. Она ведь заходит через террасу, правда? Входная дверь закрыта.

– Кто заходит? О ком ты говоришь, Микаэла?

Синдре почувствовал, как его затрясло изнутри. Это были не пустые подозрения, она и в самом деле все видела.

– Какой ты отвратительный, Синдре. – Микаэла поморщилась. – Я даже рада, что неинтересна тебе как женщина. Ты грязный… думаю даже, больной.

– Что ты такое мелешь?

– Ха-ха! – развеселилась Микаэла. – Привет, господин Гонорея!

– Слушай, не будь ребенком. Хотя у тебя, наверное, не получится…

Но Микаэла не дала ему перевести разговор в другое русло.

– Интересно, Петер знает? – спросила она.

– Ну хватит! – не выдержал Синдре.

Она только рассмеялась в ответ. Микаэла нащупала больное место и не желала так просто отступать.

– А Эва? – возвысила она голос. – Хотя они, конечно, узнают со временем, как пастор Форсман утешает золовку Фирцы… Что если я прямо сейчас пойду и расскажу им об этом? Прямо сейчас, а?

Он подошел к дивану, на котором она сидела. Микаэла инстинктивно пригнулась, как будто ждала удара, но Синдре взял себя в руки.

– Ты зашла слишком далеко, – только и сказал он.

Невероятным усилием воли Синдре удалось выдержать невозмутимый тон.

– Оба мы не вполне трезвые, – здесь Синдре лгал, он, по крайней мере, был трезв как стеклышко. – Такие вещи обсуждают на свежую голову и, во всяком случае, не ночью. Проблема требует решения, здесь я с тобой согласен, Микаэла. Но мы займемся этим позже, ладно?

Синдре рассчитал правильно. Микаэла увидела перед собой не разъяренного мужа, а заботливого отца, поучающего дочь, и тут же растеряла весь свой гонор. Она еще протестовала, но как-то неуверенно. Синдре помог ей подняться с дивана, поцеловал в лоб и отправил в кровать. А сам уединился якобы для молитвы и размышления.

Он прислушивался, пока под ее шагами не заскрипели ступеньки. Теперь Микаэла была наверху и не смогла бы спуститься обратно бесшумно, поэтому Синдре почувствовал себя в безопасности.

Для начала он взял со стола телефон и отправил первое сообщение:

«Любимая, не приходи сегодня ночью. Я страшно скучаю по тебе, и ты мне снишься, но сегодня я буду спать наверху. Спать – не более того. Увидимся завтра. Целую и люблю».

Синдре отправил это Беттан, а потом пошел в кабинет и достал свой второй мобильный, который хранил в одном из ящиков письменного стола. Сообщение, которое Синдре отправил с этого телефона, было гораздо короче:

«Первый – наш долг и необходимость. Второй – любовь».

Анна Андерсон должна была догадаться, что речь идет о двух надгробьях из его сна.

В пятницу девятого января состоялось первое в этом году пасторское совещание на дому у Пера и Ирмы Флудквистов. Правда, Пер сообщил накануне, что Эвы и Петера Скугов не будет – они уехали на праздники в Лондон. Синдре не мог припомнить, чтобы Петер говорил ему что-нибудь насчет Лондона, и, в конце концов, решил, что супруг Эвы просто решил немного развлечься в обществе Лилиан. Когда же Пер подтвердил, что Лилиан Грёнберг и Людвиг Странд тоже отбыли со Скугами, все встало на свои места. Супруги Скуг отправились в путешествие, прихватив любовницу и любовника, причем трое из четверки были пасторами общины Кнутбю. Синдре задался вопросом, знает ли Петер об услугах, которые оказывает Фирце Людвиг Странд, и пришел к выводу, что между ними наверняка все давно сказано и приведено к общему согласию.

Гораздо больше Синдре удивило, когда пару минут спустя в дверь к Флудквистам постучался Лукас Альме. Что ему было известно об отношениях Беттан и Синдре? Судя по намекам, проскальзывающим в речи Лукаса, тот, во всяком случае, частично, возлагал на пастора Форсмана вину за разрыв с женой. И в этом Лукас Альме был почти прав.

Синдре удивился тому, насколько причудливо переплелись судьбы жителей Гренстакюллена. «Все мы тут увязли, – подумал он. – Никто не решится теперь покинуть это место из опасения открыть миру правду, которая безопасна, только пока мы держим ее под присмотром».

Они расселись в гостиной, и совещание началось, хотя и не так активно, как обычно. Улле отсутствовал по никому не известной причине. Уже в четверть восьмого Пер предложил ужин всем желающим. Лукас Альме извинился и тут же поднялся со стула. Он сослался на деловую встречу, которая была назначена якобы именно на это время. Что он вообще здесь делал? Это притом что каждая секунда в одной комнате с Синдре Форсманом, очевидно, была для него мучением.

В итоге с Ирмой и Пером Флудквистами ужинал только Синдре. Не то чтобы это было ему в тягость, совсем нет. Синдре не мог сказать ничего плохого ни о нем, ни о ней.

«Я дал им метод», – думал он. Пер – столяр и резчик по дереву. Ирма – медсестра. До него они понятия не имели ни о какой теологии. Поэтому Синдре нечего было стыдиться.

– Передай соль, пожалуйста, – попросил он Пера.

Синдре вернулся домой в половине десятого и обнаружил на кухне наполовину выпитую бутылку вина и Сюсси Странд с Микаэлой. Весь вечер девушки провели в приятном общении.

– Я слышал, Людвиг уехал в Лондон? – спросил Петер.