Грей - Пантеон

– Да, Альберт, присмотрю за домом до зимних каникул, до нашего аукциона. На нем мы и выставим часть коллекции Бенджи, то, чем он нам дозволил распорядиться для этих целей. А я все это приготовлю, параллельно попринимаю страждущих дольщиков и всяк заинтересованных в моих услугах тут, сделаю кабинет на первом, подле библиотеки. Ты же не против? – Дункан потянулся к столику за модным журналом, начал листать его, порой морщился, иной раз восхищался предложенным нарядом, вожделенно вздыхая.

– Дом и твой тоже, – напомнил парень, – как и имущество. А коль дядя желал продать что-то…

– Может оно и не найдет новых владельцев, – добавил Дункан, после обдумал нечто свое, озвучивать не стал, ухмыльнулся: – И не хочется мне наше гнездышко оставлять, ибо всякие голодные стервятники так и кружат подле. – Он имел в виду Андерсонов.

– Это правильно, – рассудил Эбби. – А потом и я вернусь…

– Ты же не подведешь нашего Бенджи? – Он дядю звал так. – И меня? И, разумеется, себя самого, а, Альберт? – А его всегда Альбертом.

– Нет, Дункан, не подведу.

– Вот и славно. Я тебя провожать на вокзал не пойду, ну, как видишь, я не одет, а собираюсь я очень долго! Закажешь такси, ага?

– Закажу.

– Но с крыльца буду махать, пока не скроешься из виду!

– Не надо.

– Просто провожу до двери.

– Хорошо.

– А доедешь – мне отзвонись, ладно?

– Ладно, Дункан. Позвоню.

– Прекрасно. Ну, чего стоишь? Завтрак готов, – Дункан отлично готовил, к слову, – накладывай полную тарелку, Альберт! Эх, годы студенческие – голодные, холодные, но такие прекрасные!

– Я думаю, в академии Крипстоун-Крик студентам потребуется Оксфордский словарь, чтобы понять, что такое голод. Не зря же его переиздали в этом году.

– Неужели вас там вкусно и досыта кормят? Хм, я уже жалею, что не еду с тобой. – Мужчина подмигнул.

– Приезжай в любой момент, Дункан. – Эбби взял вафли и кленовый сироп, яичницу с беконом и апельсиновый сок.

– Пренепременно! А теперь: приятного аппетита, Альберт!

– П-прияфного! Хм-м, до фево же вкуфно, Вфункан!

– Где твои манеры, юноша?!

Так они и сидели в столовой до тех пор, пока не пришла пора отправляться на вокзал. Он наслаждался обществом Дункана, едой, светом, пронизывающим просторную залу. Не хватало дяди Бена.

И в Крипстоун-Крик его ждет нечто подобное: они станут завтракать с Чарли, а он начнет тосковать по Артуру. На какое-то время мысли о нем оставляли Эбби этим летом, порой всецело завладевали его разумом и долго не отпускали, но он отмечал, что боль и горечь заметно ослабели – время залечивало его раны. Но в академии он может столкнуться с тем, что память разбередит его шрамы, а те вновь начнут кровоточить под острыми когтями тревог, страха, неверия и горечи потерь. Ведь Артур все еще там… Бросить академию Альберт не мог – тогда он потеряет все деньги… Дядя Бен, придумывающий пункты в документе, не мог представить, что смерть заберет у его племянника еще одного дорогого ему человека, а пребывание в идиллическом городке и обучение в элитной академии обернется для него сущей пыткой.

Эбби и ранее посещали мысли:

“А если сменить комнату? А может снять жилье вне кампуса, как это сделала Дебора? Но какой в этом смысл? Легче не станет. Меняй одну комнату на другую или нет – ничего не изменится, ведь Артур навсегда связан со всем, что есть в Крипстоун-Крик…”

И он будет ждать Эбби там – в любом закоулке городка, среди полей, в лесу, возле реки и дамбы, в кампусе, в аудиториях, в их общей комнате…

Кроме того, это странно осознавать, но ему как воздух требовалась эта болезненная мука – не из-за сострадания и сожалений окружающих, Эбби хотелось страдать в одиночестве. Он это заслужил. И только это у него и осталось.

И скоро чувство вины вновь охватит его.

Еще и этот завет…

Как бы дожить хотя бы до конца декабря?

Пятница, полдень, 2 июня 1989.

– Эбби! Да стой ты! – Чарли нагнал его. Джоконда заинтересовалась происходящим, тем более погоня происходила посреди ее негласных владений.

– Отстань, Чарли! Я хочу побыть один! – Но теперь к ним еще шла и вырулившая откуда-то с парковки Дебора, она отринула дорожки и разрезала уверенными и широкими зигзагообразными движениями зелень газона.

Альберт остановился; отчего он бежит и куда?

Пока Чарли и Дебора двигались к нему, Эбби рассмотрел черноволосую деву: и лик, и одеяния – свободный кардиган нараспашку, не хватало на нем нескольких пуговиц, оставшиеся пока еще цеплялись к запиллингованной ткани, держались на рвущихся нитях, растянутые карманы утяжелены неким незримым ему содержимым, оттого скособочена эта одежда, покрывающая старую белую футболку под ней, та – такая же застиранная, утопленная не раз в химикалиях Clorox, растянутая и сморщенная – переходила в длинную черную юбку ниже колен, делила Джоконду пополам. Ткани струились по ее голым бледным ногам, все еще покачивающимся для дальнейшего рывка, она еще не успела остановиться до конца, как будто думала – а стоит ли и вовсе это делать? Потрепанные (белые, с въевшейся в швы и прочие мелкие трещинки пылью) кроссовки с безымянной фабрики шаркнули стертыми подошвами несколько раз, и она замерла. Альберт находился столь близко от нее (или она от него, или они друг от друга). От этого красота Джоконды – некоторые картины лучше смотреть издали – поблекла, прямо как ее убогая линялая футболка. Эбби успел заметить на облачении женщины и на ее заскорузлых руках следы краски – белые, красные, синие и зеленые оттиски, их мочили и терли, но они не желали сходить – признак того, что она не оставила живопись и картинный станок.

После их взоры встретились. В ее огромных глазах он увидел отрешенность, какой не встречал никогда. Интересно, что она сумела разглядеть в нем – родственную душу, возможно?

И показалась она ему не охотницей, а скиталицей трёхдорожья, богиней луны, ночи, колдовства и дурманящих трав – Гекатой. А вот Дебора – что ни наесть соперница, хищница, охотница – Артемида. Сейчас она погонит ночную странницу прочь… Не потерпит иной богини. Поклоняться должны лишь ей.

Эбби встрепенулся.

– Привет! – Мисс Флетчер обратилась ко всем присутствующим: к Джоконде, Чарли и Эбби. Неожиданно… – Сегодня у меня вечеринка, ну, по случаю завершения всего этого шабаша в КиКи, еще и пятница, все боги велели оторваться! Вы придете? Места ограничены, как и мои предложения.

– Мы? – Он впервые услыхал голос уличной Джоконды – хрипловатый, надсадный, будто она молчала всю свою жизнь и сейчас впервые издала это коротенькое мычание.