Грей - Пантеон

Эти весьма взрослые, а кто-то уже и вовсе возраста почтенного, люди вдруг превратились в мальчишек и девчонок – румяных, пышущих жизнью, алчущих свободы, беспробудного и беззаботного сна до обеда, а может и ужина (кстати, поужинать не помешало бы им с Чарли тоже!), этот праздник живота будет совмещать в себе все пропущенные приемы пищи разом, еще и запоздалый aperitivo впридачу. После профессора и прочий персонал включили бы громкую музыку, она бы гремела после одиннадцати, а те – танцевали до беспамятства! Кого-то бы ждала внезапная безобидная и обоюдно забытая поутру интрижка. Лился бы смех – звонкий гимн юности, не знающий преград, приличий и возрастных рамок. И длилось бы все это до поздней ночи! И все сегодня подвластно, все возможно! Эбби почти видел чьи-то голые пятки, крутящие педали во тьме; этого полуночного приключенца, велосипедиста, и его легкий транспорт уносила к реке Крипстоун-Крик сила тяготения, как он несся с горки, отпустив руль, сперва ослабив хватку, а потом и вовсе – без рук… А те обратились крыльями, и этот счастливец взлетел… Вместе со своим велосипедом? Да, не бросать же его?! Где-то он уже видел этот образ, но где? Он не мог вспомнить. Да и не хотел. Луна – не солнце, она не обжигала наглеца Икара, тот добрался до земного края – к крутому берегу моря, а затем и до океана, до чарующего места, где смешиваются все воды! Звезды указали ему путь в эту заводь. Почему-то у этого человека лицо Артура. Эбби не спешил прогонять видение…

– Это конец моего пути. – Он еще помнил его голос.

Но путь Эбби все еще продолжался. Для него наступил (и то не окончательно) лишь конец учебного года. Большинство тестов и практических защит уже остались позади. Впереди их ждал последний экзамен по истории искусств – с теорией и демонстрацией; до него неделя, которую займут – подготовка, консультации и дополнительные занятия – хотелось верить в таком же легком и непринужденном формате. А затем лето, долгожданное лето!

Но все это после. После. Сегодня их ждет вечер у Деборы. Чарли все не переставал болтать про свою Мону Лизу, а тот внимал, он не спешил делиться результатами своих наблюдений касательно этой женщины. Пусть Чарли все прочувствует на своей шкуре, коль хочет. А может он увидел в ней нечто такое, чего не заметил Эбби?

– И чего ты такой молчун? – Друг тормошил его, а Эбби в полудреме смотрел в окно; сиденья в аудитории будто нарочно сделали такими неудобными, жесткими, всецело аскетичными, чтобы студенты не расслаблялись, но ему сейчас его место казалось довольно комфортным, свое тело и скованные позы он оставил, уносясь всеми мыслями куда-то за пределы Крипстоун-Крик. Теперь он знал, где нашел последний приют Артур, и мог легко отыскать туда дорогу.

– Если я молчу, это не значит, что мне нечего сказать. – Эбби медленно возвращался из астрала мыслей к Чарли.

– Так занятия уже кончились, приятель! Почти пять часов!

Эбби, открыв рот, огляделся, точно оказался в этом лекционном зале впервые. Они остались тут только вдвоем, все уже ушли.

Все убежали прочь, а Чарли остался. Он остался с ним.

– И что бы я без тебя делал? – Альберт улыбнулся.

– Вот и я о том же! Пойдем, нам еще надо прикупить вина… Или что мы сегодня будем? Джин? – Он принялся перечислять все подряд: – Виски? Ром? Текилу? Пиво? Темное? Светлое?

– Безалкогольное? – в шутку предложил Эбби.

– Ну уж нет! Мы просто обязаны напиться!

– Ничего мы не обязаны.

– Только пообещай мне одну вещь, Эб. – Наш интриган замолк.

– Какую?

– Сегодня ты напьешься, но не будешь рыдать.

– Не буду.

– Не будешь напиваться или не будешь рыдать, м?

– Чарли…

– Да, это я. – За их спинами скрипнула дверь. Талли обернулся первым. – А вот и господин уборщик пожаловал, нам пора! Лето, юность, Джоконда! Мы идем к вам! – Он поклонился хмурому бритому наголо парню (чуть старше их) в невзрачной спецовке (будто у заключенного), опирающемуся на швабру. – Хорошего вечера. – Странное пожелание, тому ведь предстояло драить огромную аудиторию. Еще и отскабливать все эти незаметно припрятанные под столешницами жвачки и наклоняться, чтобы оттереть черные следы обуви от пинков сотен пар ног в разнообразнейших местах и все такое прочее… Работы – валом. Никто из них – ни уборщик, ни припозднившиеся студенты – не знали, когда эти двери вновь откроются – в понедельник на следующей неделе или уже осенью, в новом учебном году.

Но Чарли обо всех этих вещах не думал. Поддавшись его лихому, в чем-то взбалмошному настрою, Эбби уступил сии размышления и предположения уборщику. Тот, насвистывая лишь ему ведомый мотив, принялся вальсировать, оставляя пенные разводы на полу.

Пятница, вечер, 2 июня 1989.

В столовой устроили небольшой фуршет (вот куда все спешно отправились), шведский стол избавил сотрудников от лишних хлопот, а голодающих студентов и некоторых преподавателей якобы от очередей. Но все равно, чтобы подобраться к чаше с пуншем (безалкогольным) или к тарталеткам с сырным кремом (никакой икры, паштета из утки или кусочков лосося) и сэндвичам с ветчиной, арахисовой пастой или джемом, требовалось ждать и довольно долго.

Чарли ловко просочился сквозь вавилонское столпотворение и умыкнул парочку сэндвичей, разделил эту скупую трапезу с другом, а после они решили не тянуть (без того потратили минут двадцать) и отправляться в город пораньше, намереваясь перекусить в “Лобстере Тюдоров” или в каком-то ином месте.

– До того, как не явится наша Джоконда.

– Если явится, ты хочешь сказать… – Эбби возвращал однокурсника в действительность.

– Она придет, вот увидишь. Обязательно придет. Ах, Андерсон! “Мы пишем картины!” – весьма похоже передразнил он его.

Парни шли по улице с однообразными (относительно новыми для архаичного городка, влюбленного в готику) домами в стиле 70-ых в маленький и замызганный супермаркет, притаившийся среди кирпичных кубов, он находился в отдалении и вовсе не по пути. Но (уже не в первый раз) решили закупиться именно тут.

Чарли взял на себя обязательства договариваться об этой сделке века, ведь продавали алкоголь в Крипстоун-Крик (как и во многих городах почти всех штатов) с двадцати одного года. Но кого это останавливало? Вот именно. Им обоим, конечно, все еще девятнадцать – в этом возрасте можно побаловать себя пивом и вином (и то не везде), на том и порешили с продавцом, который застал, думалось, великое множество изменений, касавшихся алкоголя.

Андерсон сперва беспокоился, что ничего не получится и придется просить старшекурсников помочь (за мзду, без этого – никак) или шуровать в какое-нибудь братство качков, занимающееся скупкой и перепродажей алкоголя. Но вопреки его опасениям, все прошло без накладок и в этот раз. Ах, Чарли, Чарли! Как итог, две бутылки бургундского (Est-ce fabriqué en France?) красного нес Торндайк, еще две (белого) – Эбби.