Павел Алексеев - Цвет махаона

После одиннадцати часов гроб погрузили в катафалк и повезли на загородное кладбище, где для него подготовлено место. Люди добирались на машинах и автобусах. Мила уже с утра выпила изрядную долю бурбона, поэтому мало чего понимала, однако помнила, что хоронят ее сына. Она ни с кем не разговаривала, бурчала себе под нос, что все кругом надоели.

На похороны приехал святой отец и прочитал молитву усопшим. После этого все, кто желал попрощаться с мальчиком, могли подойти к гробу и взглянуть на Чарли в последний раз. Кладбище пребывало в леденящей душу тишине. Лишь изредка она разбавлялась карканьем ворон, плачем бабушки, соседок, одноклассников и учителей, пришедших сюда. Эта трагедия потрясла весь небольшой городок Райли.

Последним попрощаться подступился Билл. Он нагнулся над гробом, поцеловал брата в лоб, положил ему чистый лист бумаги и цветные карандаши. После этого отошел в сторону. Веки тяжелели, губы от трепета не могли сомкнуться, а пальцы рук тянулись к переносице. Джессика стояла рядом и словно задыхалась, тихо шмыгая носом и всхлипывая. Она положила свои руки на плечи Билла, нежно подтянула его к себе и прижала крепко-крепко. Билл заплакал, уткнувшись носом в плечо Джессики. Она не могла сдержаться. Вой заразил каждого.

Через несколько минут все замерли и стеклянно смотрели, как в могилу неторопливо опускается гроб. Эти немые секунды кружили голову, заставляли людей еще сильнее рыдать, а воронье от этого все громче разносило неприятное хриплое карканье.

– Нет! Сыночек, миленький! Не бросай меня! – закатилась в истерике Мила.

Она впервые за двое суток проявила эмоции. Женщина подбежала к могиле и намеревалась прыгнуть за сыном, но стоящие там люди удержали ее. Это еще больше накалило обстановку. Плач раздался со всех сторон.

Спустя некоторое время люди возложили цветы и начали расходиться. Дома гостей ожидал поминальный стол. Те, кто желал вспомнить Чарли добрым словом, могли прийти. Это утешало семью, только что потерявшую ребенка.

Билл не появлялся в колледже уже несколько дней. Джессику это беспокоило, ведь его могут исключить. Вечерами он работал, а днем находился дома. Бенктон замкнулся в себе. Часами рассматривал рисунки Чарли.

Мила снова ушла в запой. На работе знали о трагедии, поэтому дали ей отпуск. Она вела себя странно; то ревела, то смеялась, то что-то бурчала под нос. Билл отбирал у нее спиртное, но Мила тут же уходила к соседу Борману, от которого через время приползала в невменяемом состоянии.

Джессика заглядывала к Биллу, но у нее было мало времени. Каждый день после учебы она помогала своей бабушке, и только потом могла посвятить пару часов Биллу. Иногда они совсем не виделись.

Прошла неделя. В дом пришла Джессика. Билл встретил ее безмолвной натужной улыбкой и проводил в свою комнату. Он не хотел, чтобы она видела, как мама себя губит.

– Билли, ты собираешься возвращаться в колледж? – возмущалась Джессика.

– Нет! Какой смысл просиживать там время? Все равно это ничего не даст!

– А как же мы с тобой? Ты о нас подумал? Или ты хочешь всю жизнь работать в магазине грузчиком? – более возмущенно спросила она.

– У нас все нормально! Я только что брата похоронил, а ты со своим колледжем привязалась! – взрывался Билл.

Он отвернулся, подошел к окну и вгляделся в осыпанную снегом улицу. Джессика прильнула к нему, положила руки ему на плечи и начала поглаживать их.

– Пойми ты, Чарли уже не вернуть! Жизнь продолжается! – прошептала она.

– Джесс, оставь меня в покое! Я вообще никого не хочу сейчас видеть! – озлобленно крикнул Билл и вздернул плечами.

– И меня?!

– И тебя!

Девушка заплакала и выбежала из комнаты. Через полминуты ее в доме будто и не было. Билл так и стоял у окна, провожая бездушным взглядом Джессику, устремленную вдаль. Ему было наплевать на всех, кроме бабушки Розы, с которой он изредка разговаривал. Третий день толком ничего не ел. Его мысли отдавали прохладной серостью. Он вспоминал те славные моменты из жизни, когда все наладилось, но тут же их застилало бледное бездвижное лицо Чарли. Билл считал, что проклятье черно-белой жизни его никогда не покинет.

«Почему вечно все так плохо? Только жизнь наладится – и на тебе, опять черная полоса!»

Мила в это время ползала по комнате в поисках недопитой бутылки бурбона. Пьяное ворчание сменялось несколькими гулкими глотками, после которых тишину разметал бубнеж и причудливый смех сквозь слезы. Так повторялось из раза в раз. Одета Мила во все тот же замызганный халат, на голове всклокоченная прическа, лицо, как мяч для регби, а под глазами синяки. Та уже потеряла счет времени и не понимала, где явь, а где сон. Свою мать и сына не узнавала.

– Билл, я пришла! – крикнула бабушка, хлопнув дверью.

Парень спустился и забрал у нее пакеты с едой. Их обоих раздражало, до чего мама себя довела. Ведь именно спиртное послужило толчком. Будь она трезва, то ничего бы не случилось.

– Знаешь, Билл, ничего в этой жизни просто так не бывает, – успокаивала бабушка. – Если приглянулся небесам наш Чарли, то его уже было не спасти.

Она присела в кухне на стул, положила локоть на стол и развернулась вполоборота, чтобы видеть, как Билл достает продукты из пакетов и раскладывает их по полкам. Она дышала тяжело, а морщинистое лицо омрачала печаль в глазах.

– Все равно непонятно, почему жизнь состоит из черных и белых полос. И я это замечаю уже не в первый раз, – сказал Билл, крепко держа консервную банку с кукурузой. Он ее прижал к груди и горько смотрел на бабушку.

– Человек – художник своей жизни. Если в твоих руках есть зеленый карандаш, то почему бы не добавить новых ярких оттенков. Понадобится капелька фантазии, и получится шедевр. Но если у тебя в руке только черный карандаш, то и жизнь будет соответствующая.

– Наверное, ты права! – тихим монотонным голосом произнес он, поставил банку на стол и сел на рядом стоявший стул.

– Черные и белые полосы в жизни – это миф, – продолжила она. – Люди придумали его для собственного успокоения. Сам подумай, Билли… посмотри на тех бродяг на улице, которые целыми днями стоят с протянутой рукой. Разве они считают, что их жизнь, как зебра? Радуются каждому новому доллару, который вскоре будет пропит? Многие из этих бедных, отчаявшихся людей даже назад не оглядываются; не вспоминают, как до такого скатились, а ведь могут устроиться на мало-мальски оплачиваемую работу, чтобы заработать хоть что-то, или уйти в церковь, где им позволят жить и будут кормить… Не хотят они что-то менять, вот и спихивают все на черную полосу.

– А как же те, у кого дом сгорел, кто потерял работу не по своей вине, те же самые инвалиды? – спросил Билл. – У них не наступила черная полоса?