Наталья Веселова - Предпоследний Декамерон

Девчонка осторожно двинулась вперед в своих ловких и блестящих резиновых сапожках. Она прекрасно знала, что может упасть и расквасить нос, поэтому внимательно смотрела себе под ноги, чтобы не запутаться в густой и цепкой, уже рыжеватой траве. Вдруг ноги ее заскользили куда-то вниз, и, не успев вскрикнуть, Оля Маленькая тихонько съехала на попе в неглубокий овраг, поросший кустами. Она понятия не имела, что здесь есть овраг, думала – просто кусты небольшие растут. А оказалось – они вон какие высокие, над оврагом только верхушки… Среди тонких стволов виднелись какие-то красивые вишневого цвета грибы на тонких ножках. Надо показать их маме, чтобы узнать, съедобные или нет. И лизать их нельзя: если они ядовитые, то так можно отравиться. Оля снова посмотрела назад – но не увидела ничего, кроме покатого склона оврага. Значит, нужно выкарабкиваться обратно. Но с первого раза это не удалось – трава, оказывается, такая скользкая, а когда она попыталась зацепиться, то вырвала разом два пучка с корнями и землей. Фу, ну вот, теперь еще и руки грязные. Сейчас она отдохнет и попытается снова – со второго раза точно получится. Оля присела на кочку, задрала голову – и дух захватило: тонкие пушистые тучки никуда не делись, но солнце, верно, где-то уже выглянуло, позолотило небо за облаками, и теперь они весело бежали, как легкие серые овечки по лугу с желтыми одуванчиками. Девочка загляделась, улыбаясь и щурясь, и, чтобы смотреть на необычное небо было удобнее, прилегла на спину. Овечки все бежали, она все больше щурилась и меньше улыбалась, было тихо и тепло… Надо позвать маму, чтобы она тоже посмотрела. Нет, лучше потом. Сначала она сама немножечко посмотрит…

Татьяна хватилась дочери не сразу – она долго еще рассеянно беседовала сама с собой на грибную тему, воображая, что говорит с Олей, и спохватилась только когда поняла, что слишком долго нет никакой реакции. Обернувшись, она увидела, что стоит одна, с полным пакетом калиброванных, вчерашнего выпуска подосиновиков, на краю канавы у просеки, рядом с кустом, украшенным несколькими золотящимися в холодноватом солнечном свете паутинками.

– Оля, иди сюда, – лишь чуть-чуть повысив голос, позвала Татьяна, уверенная, что девочка просто немножко замешкалась.

В ответ не донеслось ни звука.

– Оля! – громко крикнула мать, напряженно вслушиваясь и чувствуя, как изнутри быстро и неуправляемо нарастает черная волна безобразной паники. – Оля!!! Оля!!! Оля!!!

Зов матери, потерявшей дитя, прозвучал так первобытно-дико, что со всех сторон к ней кинулись испуганные карантинники – и женщина сразу безошибочно выбрала нужную жертву:

– Где твоя сестра?! – рявкнула она в лицо ничего не понимавшему сыну. – Где она, отвечай!

– Мам, я не знаю, она с тобой была… – растерянно пробубнил юноша.

– Она была с тобой, а не со мной!!! Она, во всяком случае, пошла к тебе!!! И где она, я тебя спрашиваю?!! – подхваченная слепым вихрем истерики, Татьяна хотела схватить сына за ворот и трясти его, трясти, пока не появится дочка.

– Тихо, тихо, тихо! – бросился между ними Станислав. – Сейчас найдем. Вы ведь недавно свою дочку видели?

Мать лихорадочно пыталась вспомнить – и понимала, что не видела ребенка очень давно. Что она, собственно, совсем не видела Олю – а только долго говорила что-то незначительное («А вот и еще грибок…»), не заботясь об ответе в полной внутренней уверенности, что ребенок никуда не денется… Что она не знает, когда именно девочка отошла, или… или когда ее незаметно схватили люди или звери. Осознав это в одну страшную секунду, Татьяна побелела и зашаталась, схватившись за березовый ствол…

– Она не могла далеко уйти, – решительно сказал Станислав и, секунду подумав, скомандовал: – Строимся в цепь в пределах видимости друг друга. Идем галсами и зовем. Она, наверно, устала и присела отдохнуть…

– Ра-астянись в цепь, чего стоим! – поддержала протяжным голосом Оля Большая.

Цепь получилась коротковатой, но шустро тронулась в противоположную сторону от просеки, оглашая трехсотлетний лес давно привычными ему и скучными криками: «Ау-у! О-оля! Ау-у!».

Нашли только к обеду. Случайно. Когда, испуганные и обессилевшие, вернулись на исходную позицию, чтобы, может быть, поискать какие-нибудь следы… Митя, рассеянно глянувший на просеку, вдруг задохнулся, выпучил глаза и стал безмолвно тыкать пальцем вперед. Поглядев в сторону, указуемую трясущимся перстом, все одновременно увидели, как среди оранжеватой травы то появляется, то исчезает небольшой ярко-синий бант, – и, не сговариваясь, поскакали по кочкам в его сторону…

Оля, растрепанная и без шапки, с пунцовыми щеками, в распахнутой курточке, молча карабкалась вверх по склону оврага, соскальзывала, срывалась, но, отдуваясь, упрямо предпринимала следующую и следующую попытку, как самолет, не сумевший сразу благополучно выпустить шасси, с надеждой заходит все на новый и новый круг… Татьяна первая спрыгнула к дочери и прижала к себе, покрывая поцелуями:

– Доченька… Ты испугалась… Как же ты испугалась… Я здесь, здесь, все хорошо… Не бойся…

– Мама, но я совсем не испугалась, – рассудительно сказала на секунду отпущенная девочка. – Там было так хорошо… Никого нет… Тепло… И… – она помычала, подбирая слово: – Блаженно.

– Не выдумывай. Ты до смерти испугана! – строго сказала Татьяна – и не поняла, почему остальные разом тихо захохотали…

* * *

К вечеру эмоции утихли – тем более, что и гордый Соломоныч, вернувшийся из разведки с Максимом, торжественно сообщил за ужином подземному сообществу, что в кладовую они успешно, безо всяких неприятных приключений проникли, и «это оказалась не кладовая, а сокровищница, если учитывать наше с вами положение». Станислав с радостью согласился, а Борису попросту приказали, немилосердно намекнув на его дармоедское положение, ехать завтра на погрузку первой партии домашних заготовок, обнаруженных в уцелевшем подвале. Но от нетерпения почти не поевший Митя уже махал своими королевскими руками во все стороны:

– Господа, господа, мы начинаем! Начинаем! У всех готовы истории?! Тогда поднимите руки, кто… В смысле, скажите, кто хочет начать первый… – и, выждав лишь номинальную паузу, ровно такую, чтобы никто не успел собраться с мыслями, звонко крикнул: – Тогда я!

И так началась

История первая, рассказанная королем Второго Дня Декамерона восьмиклассником Митей, о том, как его друг с помощью смелого поступка избавился от тяжелого заикания.

Мой лучший друг – мама, ты знаешь его, это Витька – отдыхал в Крыму с родителями два года назад. В городке был парк аттракционов, а в нем – такая большая парашютная вышка, наверное, с пятиэтажный дом высотой. Пацанва прыгала, и даже некоторые девчонки решались. Ну, и Витька, конечно, тоже захотел прыгнуть – а как же! Отправился в парк аттракционов с новыми друзьями по пляжу и, когда они вместе приблизились к вышке, решил, что прыгнуть с нее – плевое дело: не такой уж и высокой она снизу казалась. Что такое двадцать метров?