Князь Процент - Жёлтый

– Почему вы так странно шутите?

Даже я не могу понять, чего в моем вопросе больше: профессионального любопытства или человеческого недоумения.

– Мы хотели проверить вашу наблюдательность, – говорит Промилле. – Вас не удивило, что Канцлера отпустили с фермы. А могло бы удивить. Кроме того, мы подумали о записях, что вы делаете. Наверняка они выходят пресноватыми. Там унылая история о чудовищном результате грубых недочетов воспитания. Уж не обижайтесь, таково мнение Промилле. Канцлер написал довольно откровенный роман, живее этих записок.

Упоминаемая моим клиентом книга носит, кажется, самое непроизносимое название из всех возможных: «69 ± 1 = Ad hoc». К этому разговору я успеваю ознакомиться с текстом романа и считаю мягкой характеристику, которую дает ему автор. Книга описывает донжуанские похождения главного героя, которые неизменно заканчиваются грязными постельными сценами. Герой беспрестанно сыплет сексистскими выражениями и унижает женщин, а те падают к его ногам, несмотря на все мерзости, что он говорит и делает.

– У вас же там не было фистинга и кунилингуса? Записки ведь не содержали подобного? – продолжает Канцлер. – А теперь содержат. Если, конечно, не вычеркивать этот диалог. Мы бы не вычеркивали. Как-никак, чувство юмора – важная характеристика пациента. Извините, клиента, разумеется, а не пациента.

В экстернате Промилле не приходится учиться в привычном понимании слова. В мае он худо-бедно сдает экзамены по всем предметам двух последних классов школы. Так моему клиенту удается получить аттестат, а с ним и возможность попробовать поступить в университет.

Значительную часть моего профессионального опыта составляет помощь творческим людям: режиссерам, актерам, музыкантам, художникам и писателям. Работа с ними позволяет понимать специфику сознания и особенности реагирования этих людей на проблемы.

Одной из таких особенностей является подмена реальных жизненных затруднений иными (связанными с искусством). Актер может страдать, разрываясь между женой и любовницей, но уверять: когда он пытается войти в роль Ставрогина, материал «Бесов» сопротивляется, и в этом-то главная беда. Режиссер через десятилетия проносит груз давней травмы (в его детстве мать уделяет любовникам больше внимания, чем сыну), однако видит трагедию своей жизни в слабых сценариях и недостаточном финансировании: он с прошлого века мечтает экранизировать «Хроники Нарнии», а за рубежом это кино снимают без него. Запойный композитор считает, что проблема не в дурной наследственности (он из семьи алкоголиков) и не в собственной распущенности: истинный демон – это плохое либретто сочиняемой им оперы «Преступление и наказание». И так далее.

Блюдя профессиональную тайну, я привожу примеры, которых нет в моей практике. Нет ровно таких, зато хватает аналогичных по сути. Значение замены реальных (жизненных) проблем нереальными (творческими) многомерно. Не каждому достает мужества копаться в себе и работать над настоящими проблемами. Гораздо проще подменять эти последние вопросами, которые для человека искусства интереснее реальной жизни, то есть вопросами творческими. Заодно в собственных глазах повышается значимость искусства: близкие-то в большинстве не признают за данной сферой жизни писателя (композитора, художника) космического величия, которое тот жаждет ей придать.

Среди людей моей профессии общепризнано, что и клиенту, и терапевту важно понимать ожидания первого от второго. При знакомстве я спрашиваю, в чём состоит запрос Канцлера ко мне как к специалисту. Мы неоднократно возвращаемся к этой теме, и ответ Промилле всегда одинаков.

Канцлер испытывает сравнимое, по его признанию, только с удовольствием от секса наслаждение, когда берет с полки свою книгу – тот самый роман «69 ± 1 = Ad hoc». Именно это нравится Промилле в творчестве – обладание конечным результатом.

Однако сам процесс создания книги вызывает у Канцлера скуку. Промилле не нравится писать тот вариант текста, который он называет первым черновиком, то есть наносить буквы на пустой лист бумаги. Редактирование – гораздо более приятное занятие, но всё же читать произведения других авторов нравится моему клиенту больше. Увы, чтение чужих текстов не приближает его к обладанию следующей собственной книгой.

Я интересуюсь, почему он не желает воспользоваться услугами соавтора. Речь даже не о классическом литературном призраке, выдающем заказчику, чье имя будет красоваться на обложке, результат едва ли не под ключ. Если Канцлеру нравится редактировать, а не сочинять, можно заказывать у другого писателя пресловутый первый черновик, только и всего.

Промилле поправляет меня: сочинять он любит не меньше, чем редактировать; ему не по нраву именно записывать сочиненное. Составлению первого черновика Канцлер предпочитает редакторскую работу даже с самым неудачным и слабым своим текстом, который мой клиент может, как он выражается, взвесить и измерить, отделив хорошее от плохого.

В таком случае, продолжаю я, можно сочинять историю, рассказывать ее соавтору, давать последнему указания, а самому редактировать черновик.

Этот вариант тоже не устраивает Промилле. Впервые я вижу его настолько эмоциональным. Как выясняется впоследствии, Канцлеру нравится считать, что испытывать сильные чувства он способен лишь в связи с искусством и творчеством.

Соавтор может украсть наработки Промилле, поясняет мне собеседник. Кроме того, в Канцлере намертво сидит мысль о недопустимости обсуждения текста до его написания. Наконец, моему клиенту противна идея присваивать плод чужого творческого усилия. Он не готов делать это даже на возмездной основе и при условии последующей переработки. На первых порах карьеры Канцлер совмещает практическую деятельность с работой над кандидатской диссертацией и несет извечное аспирантское послушание: пишет за уважаемых докторов юридических наук изрядное число статей и несколько монографий. Такое творчество (хоть и научное, а не литературное) под рядом псевдонимов отбивает у Промилле охоту к любому соавторству.

Таким образом, в понимании Канцлера – феноменального нарцисса и эгоиста, терпеть не могущего родителей (говорю я, забегая вперед) и сожалеющего о своем разводе лишь из-за того, что в браке он успевает написать один роман, а не два (к этому суждению моего клиента я тоже скоро вернусь), – главная стоящая перед ним дилемма может быть сформулирована так: лишать себя наслаждения от чтения книг других писателей и испытывать дискомфорт, занимаясь творчеством, чтобы создать источник высшего удовольствия (собственную книгу), или же вволю читать чужие тексты и не знать ни высшего удовольствия, ни связанного с творчеством дискомфорта.