Дмитрий Рай - Бледное эхо

– Но у нас есть развлечения куда более приятные и интересные, нежели у студентов, – подмигивает нам Никита, все это время не проронивший ни слова, и подталкивает нас к выходу. – Не знаю, как вы, ребята, но я уже здесь заскучал. Уж лучше снова собрать наш рабочий коллектив и душевно выпить, нежели пытаться танцевать со студентами, которые пить не умеют, да и танцевать тоже. Разве это танцы? – Никита указывает на девушку, нервно дергающуюся в сторонке, словно на электрическом стуле. – У меня собака и то лучше станцует.

– Я знаю, как тебя развеселить, – улыбается Катя и достает из сумки телефон.

Девушка отходит от нас буквально на пару минут и возвращается с тридцатилетней женщиной. Ее светлые волосы водопадом спадают на оголенные плечи, а до неприличия короткая юбка притягивает к себе всеобщее внимание. Уж не знаю, откуда и как она оказалась здесь, но при виде Никиты женщина тут же начинает флиртовать с ним и, взяв под руку, уводит в какую-то комнату.

– Ты заказала ему проститутку? – уточняю я.

– Нет, – сквозь смех отвечает Катя. – Просто Света такая же раскрепощенная, как наш Никита. Я все ждала, когда же она придет… Она работает в другом офисе, но в том же здании, что и мы. У нее тоже нет парня. А так как Света и Никита хотели познакомиться с кем-нибудь, я решила познакомить их друг с другом. В конце концов, у них есть общие интересы, например любовь к сексу.

– Значит, мы остаемся? – спрашиваю я.

– Да, остаемся, но мы пойдем в другую комнату. – Катя игриво берет меня за руку и ведет вдоль по коридору, как можно дальше от танцующих пар, рыгающих подростков и пляшущих в полуголом виде девушек.

Мы доходим до конца коридора, поворачиваем несколько раз то налево, то направо, пока в конечном итоге не останавливаемся возле небольшой комнаты со сломанным замком в двери.

– Надеюсь, это не станет для нас проблемой, – улыбается Катя.

– Здесь ведь никого нет, – пожимаю плечами я, прислушиваясь к приглушенной музыке, играющей на другом конце общежития. – Нам никто не помешает.

Катя улыбается и заводит меня в темную комнату, где на рабочем столе и тумбочке возле кровати горит несколько ароматических свечей. В комнате витает аромат ванили.

– Хотела придать романтическую атмосферу, – объясняет девушка и жадно смотрит на мою потрепанную одежду. – Ты не против, если я…

Она, замявшись, указывает пальцем на рубашку. Я не жду, пока Катя сделает все вместо меня, и сам расстегиваю и снимаю надоедливую рубаху. Впервые я жалею, что уже давно не занимаюсь спортом. По сравнению с остальными ее ухажерами я наверняка кажусь ей ужасно худощавым и совершенно непривлекательным.

Но, как ни странно, Катя смотрит на меня с таким вожделением, что мне начинает казаться, что она пьяна или накурена. Я, набравшись смелости, первым подхожу к ней, мягко прикоснувшись губами к ее губам. Но как только я касаюсь пальцами края ее черного платья, раздается громкий телефонный звонок. Я раздраженно вздыхаю и, извинившись, отвечаю на чей-то входящий вызов.

– Я вас слушаю, – сердито бормочу я, но в ответ ничего не слышу, кроме гробовой тишины.

– Все в порядке? – с придыханием интересуется Катя, желая наконец-то продолжить начатое.

– Вы что-то хотели? – спрашиваю я и, отстранив телефон от уха, смотрю на номер, с которого мне звонят.

Я удивленно вскидываю брови вверх, обнаружив, что это не номер незнакомца. На экране телефона отображается номер моего покойного брата.

Меня всего передергивает, на лбу выступают капельки пота, сердце начинает бешено колотиться от страха. Кому потребовалось звонить мне с номера брата? Я знаю наверняка только одно – позвонить брат мне уже не может, он мертв. Но тут же вспоминаю, что в день смерти Давида его телефон не был найден, и куда он делся или кто его украл, нам так и не удалось выяснить. Даже полиция не смогла обнаружить телефон в ходе расследования, впрочем, как и инструменты, с которыми брат пошел к отцу.

– Что-то не так? – испуганно уточняет Катя.

– Я… мне нужно идти, извини!

Я не жду, пока она что-то ответит, и просто выхожу из комнаты в полном недоумении от происходящего. Сначала меня преследует призрак брата, а теперь кто-то звонит с его номера. Остается только гадать, кто решил так поиздеваться над моей психикой. Мне и без того стало страшно в последнее время из-за всех этих мистических событий. Кажется, я схожу с ума. Ведь как иначе можно объяснить то, что со мной происходит?

Я выхожу на улицу, перевожу взгляд на общежитие за моей спиной и, чертыхнувшись, поражаюсь тому, что в очередной раз мое общение с девушкой провалилось. Наверняка Катя больше не захочет со мной разговаривать и даже не захочет узнать, почему я так трусливо сбежал в самый разгар наших поцелуев.

Я смотрю на свой телефон и, несмотря на страх, звоню на номер Давида. Сперва идут гудки, но мне никто не отвечает, а когда я перезваниваю ему в четвертый раз, телефон оказывается снова вне зоны доступа.

Хорошенько ругнувшись, я устало потираю виски, пишу Кате извинительное сообщение с просьбой дать мне возможность объяснить все при встрече и вызываю такси, также написав Никите о том, что у меня появились неотложные дела.

Не в силах справиться с любопытством, я звоню своим родителям. Я срочно хочу выяснить то, чем раньше никогда не интересовался. До этого момента я считал, что если мой брат мертв, то нет смысла копаться, кто и в чем виноват.

– У меня есть к тебе несколько вопросов, – начинаю я разговор. – Не посчитай это странным. Просто мне захотелось все-таки узнать, в чем дело…

– Алеша, говори, я тебя слушаю, – тут же отвечает мама, явно радуясь тому, что я ей позвонил.

– Помнишь, ты говорила, что полиция искала вещи брата, которые он потерял в день смерти?

– Да, помню, – реагирует мама уже более напряженным голосом.

– Среди этих вещей ведь нашли телефон Давида?

– Нет, нашли только твою куртку, измазанную в крови. Она валялась недалеко от его тела. Полиция предполагала, что перед смертью он мог с кем-то подраться или что его в самом деле сбил поезд. Но в последнее я не верю, поезда у нас тогда не ходили, да и дом наш находится недалеко от рельсов, уверена, что мы бы точно услышали стук колес в этот день.

– А камеры? – уточняю я. – Камеры в лесу возле рельсов. Они же еще работали тогда? На них следователи что-то нашли?

– Нет, сынок. Оказалось, что камеры уже давно не работали. Виновных так и не нашли, поэтому смерть Давида посчитали просто несчастным случаем. Никто так и не понял, что с ним произошло на самом деле.

– А что насчет Риты? Ее допрашивали?

– Она пришла, когда он был уже мертв, – говорит мама.

– А потом пришел я, – задумчиво произношу я и снова перевожу взгляд на общежитие. – Спасибо, что рассказала мне.