Михаил Туров - Тодариум

Но она открывается с первой же попытки.

Я выбегаю на улицу и медленно оборачиваюсь, восстанавливая дыхание. Распахнутая дверь с всепоглощающей темнотой отчётливо засядут в моей памяти надолго. Меня начало потрясывать, и я потянулся в карман за ключами от дома, которые затерялись где-то в джинсах.

Руки ещё сильнее затряслись, когда я был уже у своей входной двери. Из-за фонаря на веранде я выглядел как сладкая жертва для маньяка-убийцы. Даже придумывать ничего не пришлось, всё так и есть на самом деле. Я обернулся два или три раза, но ничего не изменилось: он даже не закрыл дверь. Когда я наконец вытащил ключи, они упали на пол.

– Да чтоб тебя! – я пригнулся и схватил их, попутно думая о том, что именно в такие моменты героев фильмов настигает конец.

Пару движений ключом и дверь отворилась.

Залетая внутрь, я сталкиваюсь с коридорной тумбочкой: как результат, часть одежды и обувь слетают со своих полок. Но меня это не волнует. Меня сейчас не волнует ничего, кроме тех слов, что я услышал на записи. Будь здесь мой психотерапевт, она бы описала мое состояние, как «на грани сумасшествия». Трясучка не прекращается, и я пытаюсь вспомнить, где я оставил стационарный телефон.

Телефон оказался на кухонном столе, потерявшимся среди грязной посуды.

– Давай, давай, возьми трубку, ну же! – взвыл я, когда услышал длинные гудки.

Я набрал еще раз знакомый номер, где в ответ прозвучал автоответчик:

«Если вы позвонили мне, значит у вас что-то важное, но, к сожалению, меня сейчас нет дома! Перезвоню, как только смогу!»

– Еще как важное, черт тебя подери! – прокричал я в трубку и швырнул телефон в настенные шкафчики.

Сейчас я и сам был согласен с тем, что мое состояние походило на сумасшествие. Я не знал, что делать и чего ожидать от безумного соседа, который наверняка уже направляется ко мне домой.

«Я купила дом на Викфилд-Роуд!» – слова молодой девушки застряли в голове и отчётливо повторялись раз за разом.

Недолго думая, я зашел во вторую спальню и залез в гардеробную. В этой спальне никто не живет и у меня будет возможность сбежать или атаковать его, если он зайдет в мою комнату. Я чуть приоткрыл дверцу шкафа, чтобы услышать Фила.

Прожив столько времени в тишине, учишься в нее ориентироваться и слышать абсолютно любые звуки. Сейчас было слышно лишь только то, как мое сердце безостановочно стучит, шумно отдаваясь в ушах.

Я ничего не слышал кроме нарастающего давления в висках.

Я не знаю, зашел ли он в дом, ходит ли он в моей спальне или смотрит прямо сейчас на дверь в гардеробную.

Я ничего не знаю.

Губы слиплись, а горло уже давно пересохло. Просидев в таком положении около получаса, ожидая, когда же дверь откроется и появится мой сумасшедший сосед в своем бежевом фартуке и газетой в руках, я почувствовал внезапную усталость.

Глаза, как это и бывает, непослушно начали закрываться, забирая последнюю возможность контролировать присутствие Фила в доме – через мгновенье всё вокруг окунулось в темноту.

Я проснулся от невыносимой духоты. Протерев глаза и встав с места, я сообразил, что вырубился прошлой ночью, когда ждал прихода соседа.

Внутренняя тревога никуда не делась.

На нижних этажах всё было как обычно, но кое-что меня заинтересовало – непонятный шум, исходящий из гаража.

Бесшумно открыв дверь, ведущую в гараж, я взял в руки молоток, рукоятка которого торчала из дверей шкафчика. Это, конечно, не бейсбольная бита, но бьет тоже неплохо.

Ткань, покрывающая мой форд, была сброшена и лежала на полу, а капот машины был открыт: в нём кто-то копался. Я ступил на одну из трёх ступенек, и та глухо заскрипела. Шевеления у капота прекратились. Подняв молоток, я начал подходить ближе, пока не обошел машину так, чтобы было видно кто стоит у капота. Еще пара шагов и я увижу этого психа, что подкидывал мне газету про убийство писательницы!

– Отошел от моей машины! – закричал я и быстро двинулся к капоту.

Мужчина не сдвинулся с места, только удивленно посмотрел на меня.

Я опустил молоток.

– Невилл… О Господи, Невилл… как ты вошел сюда? – я кинул инструмент на пол.

– У меня есть ключи, забыл? – он спрятал гаечный ключ во внешнем кармане жилетки, – ты в порядке? – его взгляд упал на молоток, который пару секунд назад был над его головой.

Я положительно закивал.

– Хорошо, – не поверив мне, согласился брат.

– Нет, ничего хорошего в этом нет, Невилл! – агрессивно среагировал я.

Он выпрямился и закрыл капот машины, повернувшись ко мне лицом.

– Тебе не интересно, почему я чуть ли не набросился на тебя, когда ты решил починить мне машину. Кстати, ты решил починить мне машину? – впрочем, сейчас меня это интересовало меньше всего.

– При каждой нашей встречи ты ноешь про свой форд. Практика твоего врача не работает, но вдруг она заработает, если ты поедешь на своей машине? – предположил Невилл.

– Я звонил тебе вчера!

– Угу, я прослушал твое сообщение о том, что это важно, и приехал.

– Приехал утром! Меня уже мог прибить этот рехнувшийся повар по соседству. Я не знаю кто он, но он меня до чертиков пугает…

– Я приехал около 4 часов назад, осмотрел твой дом, понял, что угрозы нет, и принялся за эту малышку, – он глянул на часы, показывающее раннее утро.

– Когда ты приехал, входная дверь у соседа была открыта?

– Не помню. Так что произошло вчера?

Я рассказал ему все в мельчайших деталях, про газету, наш разговор и шоу «В гостях у Шенри», которое было снято два года назад.

Выслушав меня, он начал заверять меня, что мое воображение просто разыгралось, а в конце задал вопрос, который ясно дал понять, что он мне не верит:

– Ты принимаешь лекарства?

– Не могу поверить, что ты мне не доверяешь! Ты думаешь, что у меня поехала крыша, так? Я не псих. У меня частичная амнезия, из-за которой я уже теряюсь в этом мире, понимаешь? – я сделал несколько шагов в сторону Невилла, – Я не чувствую себя тем, кем я был раньше – тот Ник Лонелл, который ехал по Патрикс-милл, а после попал в автокатастрофу… его больше нет. Его, черт возьми, просто нет. Я запутался. Запутался настолько, насколько возможно.

– Я поговорю с соседом. Но я буду осторожным и не буду настаивать, это всё может плохо кончиться для нас обоих, – пообещал мне Невилл.

Апельсиновый «Рикс» не был уже таким холодным, каким я его вытащил из холодильника: он с получаса простоял на перилах веранды и превратился в пресноватый лимонад, который, к слову, обожает мама.

Мама.

Ее состояние ухудшается с каждым днём, и доктор Петрикс дает нам позитивные прогнозы на несколько недель каждый раз, когда мы приезжаем к ней. Позитивные прогнозы, которые уже давно остались позади. Невилл, будучи оптимистом, считает, что мы проведем следующее Рождество вместе, как это было в прошлом году, но как только он начинает говорить об этом, я ухожу от темы. Завораживающий тусклый взгляд с неконтролируемым кашлем, причиняющий ей боль при разговоре, морщинистые пальцы, сжимающий пульт экстренной помощи, и капельница, ставшая неотъемлемой частью ее палаты – такой я ее запомнил, когда зашел впервые и увидел ее после операции. И самое страшное, сидя сейчас здесь, на веранде, и смотря на железную банку «Рикс», я боюсь, что именно такой я ее и запомню навсегда.