Артем Римский - Ещё слышны их крики

В итоге, чтобы хоть как-то оправдать себя и отделаться от мыслей о своих недостатках, Свену все-таки удалось создать весьма хилую, но все же, в его глазах, жизнеспособную теорию о том, что Кристина на него воздействует чем-то вроде гипноза. Что есть в ней некий магнетизм, который не позволяет просто уйти и забыть о ее существовании, а напротив, внушает чрезвычайно сильное желание видеть ее, желание говорить с ней. В итоге Свен всеми силами старался уверить себя, что так оно и есть. Что Кристина обладает едва ли не способностями к магии и волшебству, и при этом парня совершенно не волновало, что еще совсем недавно он не упускал шанса посмеяться над россказнями об экстрасенсах и чародеях. Теперь же проще было признать свое заблуждение в этом вопросе, чем ломать голову над поиском очевидных фактов, которые говорили бы в пользу его теории. Хотя один такой факт был, и парень за него крепко держался. А именно то странное стечение обстоятельств, которое привело к их знакомству; то совершенно мистическое состояние, которое он испытал накануне своего первого визита в ее лавку.

На самом же деле все было куда прозаичнее. Нерешительность просто не позволяла парню принять свою неуверенность. Ограниченность не позволяла признать страсть, которая была ему практически не знакома, постоянно перекрикиваемая примитивной инстинктивной похотью. Он наверняка бы удивился тому, что стоит расшевелить его застоявшуюся на порнофильмах фантазию, и никого, кроме Кристины, там бы уже не оказалось. Свен просто не хотел знать правду о том, почему он не может совладать с желанием находиться рядом, и при этом боится представить, что будет, если вытащить Кристину из той среды, в которой ему удобно ее наблюдать, и поместить ее куда-нибудь поближе к зоне его личного комфорта. Именно так, потому что наряду с невозможностью предаться любовным утехам с Кристиной хотя бы в своих мыслях, он не мог даже толково представить себе эту девушку где-то за пределами ее магазина. Стоило ему оказаться с ней в кинотеатре и в кафе, и парень начинал краснеть от досады и стыда, впадая в ступор воображения. И вскоре Свен уже с радостью убеждал себя, что, конечно же, с этой девушкой явно что-то не так, если она не подвластна даже чужой фантазии, что-то явно не так. Не так. Но что? Неужели она действительно ведьма? Вот так, играя с собственными комплексами, парень воображал себя едва ли не средневековым детективом, которому волею судьбы пришлось столкнуться с самой незаурядной преступницей, разгадка души которой сулит ему грандиозный успех.

Вот только за два с половиной месяца Свен не приблизился ни на шаг к этой разгадке, в отличие от самой Кристины, которая уже знала о парне больше, чем все его родные и близкие вместе взятые. Свою незащищенность и безоружность перед интересом девушки, которая куда легче утоляла свое любопытство, он объяснял ее гипнотическими талантами наряду со своей особой тактикой, которая призвана вызвать у девушки безграничное доверие, но отнюдь не своей неспособностью уходить от ответов или пресекать неприятные темы. А так как у Свена, как и у любого человека, живущего в бесконечном самообмане в обмен на отсрочку истины о своей беспутности, имелось огромное количество неприятных тем и вопросов, ответы на которые он не решался дать даже самому себе, очень часто разговоры с Кристиной представляли для него настоящую пытку. Пытку, во время которой приходилось судорожно врать. А когда приходится врать человеку, который вызывает любовь, уважение или восхищение, разумеется, очень просто и самому начать верить в свою ложь. Именно это и происходило с парнем. То, что еще совсем недавно было пыткой, в воспоминании вдруг вставало приятной беседой, в продолжение которой Свен, оказывается, говорил правду и ничего кроме правды. В принципе, в том, что человек в глазах другого человека, оказавшего влияние на его жизнь, хочет казаться лучше, чем он есть на самом деле, нет ничего плохого, поскольку в положительном контексте, такое рвение вполне возможно приведет к тому, что лжец перестанет казаться, и действительно станет тем, кем хотел бы быть в глазах своего идеала. Но в случае со Свеном, который не рассматривал свой непризнанный идеал за пределами того пространства, где кроме слов что-либо еще играет роль, он становился лучше только в самообмане; возможно, и во вранье, но где были гарантии, что Кристина не распознает его вранье?

Он живо помнил тот первый разговор за чашкой чая. Помнил свою напряженность и необъяснимую опасливость, разыгравшуюся под пристальным взглядом огненно-оранжевых глаз. Помнил, как сказал о своих разрушенных и похороненных мечтах, а когда девушка настояла на подробностях такой жизненной драмы, впал в смятение, стараясь вспомнить хоть одну свою мечту, которая обрела столь печальную участь. До того вечера Свен был уверен, что так оно и есть: что по воле жизненных обстоятельств его мечты утратили шанс на реализацию. Такая модель поведения всегда отлично помогала наедине с собой, когда в душу вдруг закрадывались основания считать себя ничтожеством, и в разговорах с незаинтересованными людьми, которым, по сути, было наплевать на его мечты и их судьбу. Но вот Кристина попросила рассказать об этих мечтах, и буквально на несколько минут Свен во всей полноте осознал именно что свое ничтожество. Осознал, что никогда у него и не было никакой сильной и убежденной мечты, а все его попытки назвать мечтой мимолетные прихоти, для объяснения неуспеха которых имелась масса отговорок, не более чем иллюзия слабой и ни в чем не реализованной личности. В ужасе Свен бросился рыскать по закоулкам своей памяти в поисках обломков своих нереализованных надежд. Ситуация осложнялась тем, что перед ним находилась девушка с немалой претензией на интеллектуальность, которую она уже успела доказать коротким экскурсом в историю, и сослаться на мечты о карьере спортсмена или музыканта ему показалось не соответствующим ее ожиданиям. А так как время играло против него, пришлось лгать о карьере ученого физика в центре ядерных исследований в Швейцарии, как раз там, где большой адронный коллайдер, крест на которой поставил развод родителей и прочие семейные проблемы. Только начав говорить на эту тему, Свен ощутил настоящий ужас от собственного вранья, не подкрепленного никакими практическими знаниями, за исключением пары научно-популярных роликов о теории струн и теории большого взрыва. Он помнил, как нервничал и всеми силами старался не выдать своего волнения, но вскоре успокоился, убедившись, что Кристина глядит на него не с насмешкой, а с натуральной заинтересованностью. С каким же удовольствием и наслаждением Свен вспоминал той же ночью этот заинтересованный взгляд. Взгляд этой непонятной, столь притягательной девушки, однозначно одной из самых красивых, каких он видел в жизни. Нет, он уже не мог отказаться от этого внимания. Он уже не мог не быть в прошлом обнадеживающим умником, мечтавшим поступить в… где там учатся физики? Свен придумал, что он хотел учиться в швейцарской высшей технической школе Цюриха. Кроме того, превозмогая скуку, он даже заставил себя посмотреть еще несколько фильмов на тему внезапно обретенного увлечения, и приобрел весьма поверхностные, скорее даже сомнительные знания о том, что такое интерференция света, и о свойстве элементарных частиц проявлять себя волнами или частицами в различных ситуациях. Ну, а в тот пасмурный и дождливый день, о котором идет речь, когда Свен медленно шагал по мокрой брусчатке улочек Старого города, он уже не сомневался, что в юности карьера физика-ядерщика была его заветной мечтой, поломанной житейскими проблемами по вине нерадивых родителей.