Артем Римский - Ещё слышны их крики

– Название проекта говорит само за себя, – ответил Георг и коротко посмотрел на меня с искренним сожалением.

– Мне стерли память?

– Именно, что стерли. Препарат, синтезированный на основе твоей формулы, которую ты вывел при помощи четверых несчастных коллег, предназначен не просто для блокировки воспоминаний, а для их уничтожения. Правда, похоже, что одно или два из них все же сохраняются. Ты, например, запомнил свое имя. Может быть, позже вспомнишь что-нибудь еще, хотя вряд ли; это не предусматривалось. «Забвение» вызывает что-то вроде диссоциативной амнезии, но только в более крупном масштабе. Уничтожаются все воспоминания личного характера; сохраняются только универсальные знания. Приехали!

Тут я увидел прерывистое мерцание яркого огня, примерно в пятистах метрах по правую сторону. Георг остановил машину.

– Куда приехали? – спросил я.

– Человек, который подойдет к нам через несколько минут, мой близкий и очень надежный друг. Ты можешь ему полностью доверять, мой мальчик, – он положил руку мне на плечо, и это прикосновение вновь словно лишило меня адекватного мышления, и я искренне поверил, что могу доверять его другу. – О нем забыли тридцать с лишним лет назад, когда он не смог поступить в академию, однако мне он оказал столько неоценимых услуг, что его заслуги перед родиной едва ли уступают нашим с тобой. Зовут его Бездарщина, и я прошу тебя проявить к нему, к его жене и дочери должное почтение. Теперь слушай внимательно, Жак. Этот человек тебя сможет надежно спрятать, однако же, отныне твое присутствие заведомо подвергает опасности жизнь других людей, а рисковать жизнями моих близких друзей я не могу. Если все пройдет нормально, в течение этого дня я смогу устроить наш побег за пределы Сантории; в этом случае я вернусь за тобой ровно через сутки, понял? Не позже следующего рассвета. Если же к шести часам утра следующего дня ты меня не увидишь, знай: Гильотина добрался до меня. Можешь быть в этом уверен. В таком случае, твоей последней надеждой будет попытаться найти спасение у моего информатора и внештатного сотрудника, который уже готов тебе помочь. Ты найдешь его в лице шеф-повара ресторана «Жарят черти» в восточной части набережной Караваджо. Ты должен будешь заказать себе одну порцию песка – это подобие пароля – и человек, который подаст тебе заказ, попробует тебе помочь. Ему все о тебе известно. Отправляйся туда немедленно, сразу после шести утра, понял?

– А если Гильотина уже будет меня ждать?

Тут я увидел силуэт человека в длинном плаще, вышедшего из леса и уверенным шагом подходящего к машине.

– Послушай, Жак. Ты конкретно влип. И если ты не найдешь в себе смелости и уверенности противостоять ситуации, то несомненно умрешь. Поэтому, знай: вся твоя последующая жизнь напрямую связана со смертельным риском. И первый навык, который ты должен выработать – это умение сражаться со своим страхом.

Он вышел из машины навстречу своему товарищу, оставив меня в крайне удрученном состоянии. Именно тогда, в то время пока двое мужчин вели короткий разговор, у меня родилось отчетливое и колючее понимание, что я нахожусь в совершенно незнакомой мне среде. Не просто в незнакомой местности, а именно среде. Все вокруг – лес, небо, машина, люди вблизи нее – все показалось мне искусственным и словно недоразвитым. Чувство было настолько острым, что мне вдруг захотелось выскочить и без оглядки просто побежать в ночную тьму. И когда я уже был готов открыть дверь и именно так и поступить, дверь открылась от руки Георга, и вновь сминая мою волю, он сказал:

– Выходи, Жак.

Я взял конверт (свой пропуск я продолжал держать в руке) и по-прежнему в одних трусах вышел из машины на холодный воздух. Бездарщина снял свой плащ и протянул его мне.

– Ну что же, мой мальчик, – сказал Георг. – Если «до встречи», то держись молодцом, а если «прощай», то прости меня, если сможешь. Он быстро обнял меня, затем сел в машину, ловко развернулся на узкой дороге и уехал в обратном направлении, оставив меня наедине с новым знакомым.

– Так это ты? – спросил Бездарщина, и вопрос его прозвучал с такой интонацией, словно он видел меня раньше и немного удивлен новой встречей.

Как бы там ни было, я кивнул в ответ и поблагодарил его за плащ. Этот мужчина произвел на меня двоякое впечатление: с одной стороны, его осунувшееся лицо с молящим взглядом водянистых голубых глаз, его сутулые плечи и даже его лысина производили вид весьма скорбный, даже жалкий; с другой стороны, некий фактор, относящийся не к его внешности, а скорее к его энергичности, свидетельствовал о том, что этот человек, несомненно, на что-то способен, и шутить с ним не стоит.

– Иди за мной, – скомандовал он, включил фонарик, которым ранее подавал нам сигналы из леса и бодро зашагал по узкой тропе. Фонарик вдруг предательски выпал из его руки, угодил под правую ногу, и носок тяжелого ботинка точным и сочным ударом отправил его в ствол ближайшего дерева. Раздался характерный треск разбитого стекла и фонарик потух. – Да твою же мать! – воскликнул мой проводник и, бросившись к фонарю, принялся судорожно его трясти, включать и выключать, и лишь спустя минуту этих манипуляций и всевозможных проклятий, прекратил реанимацию, и удивленно посмотрев на меня, протянул: – Я в шоке.

– Всякое бывает, – ответил я, стесняясь засмеяться.

Бездарщина задержал на мне подозрительный взгляд, а затем словно спохватившись, заговорил с плохо скрываемой наигранностью:

– Бывает?! Да что ты говоришь такое! Я отрабатывал этот прием сотню раз, и наконец он у меня получился. Выпустить фонарь точно под ногу, секунда в секунду, и приложиться с ровно необходимой силой. Посмотри, лампочка вдребезги! Бывает? Нет, дружок, это результат упорных тренировок. Знал бы ты, сколько фонарей полегло в безрезультатных попытках выполнить этот трюк, – он встал и продолжил путь, неся фонарь обеими руками, как дорогой ему трофей. – Или, ты думаешь, что я сделал это случайно? Думаешь, что бывают такие случайности?

– Все-таки сомневаюсь, – ответил я, сдерживая смех над столь нелепой попыткой оправдать свою неуклюжесть.

– Вот именно. К тому же уже рассвет, – он указал рукой на восток, где небо стремительно окрашивалось светлой полосой. – Думаешь, стал бы я разбивать фонарь в ночную тьму, хоть и знаю дорогу наизусть? Как думаешь, стал бы?

– Думаю, вы бы отложили исполнение своего трюка на другой раз.

– Правильно думаешь, – огрызнулся Бездарщина, словно услышав в моем тоне иронию.

Остаток пути – примерно метров пятьсот – мы прошли в молчании. Небольшой одноэтажный дом, в котором Бездарщина жил со своей семьей, стоял на небольшой поляне посреди леса, и представлял собой довольно грубую бревенчатую постройку, весьма походившую на русскую избу.