Маргарита Гремпель - Рондо

– Ну, так и решайте! Что вы все ее-то мучаете!? – то ли протестовала, то ли взмолилась расстроенная мать.

– Вы можете отказаться от проведения экспертизы мною!

– Как же? Нам сказали, что в районе вы – один судебный врач!

– Поезжайте в областное бюро. Там не один эксперт. И много экспертов, женщин! – я умышленно сказал про женщин, чтобы мать потерпевшей заинтересовалась. Не каждая женщина ведь хочет обращаться к гинекологу-мужчине. Хотя покойная жена моего друга всегда говорила по-другому. Гинекологи-мужчины, мол, лучше оперируют, чем женщины. Когда она обращалась в женскую консультацию, то хотела попасть именно к врачу гинекологу-мужчине. Она ко всему добавляла, что рука у них тверже, и они увереннее манипулируют медицинскими инструментами.

Поэтому, предлагая им другого судебного врача, возможно, женщину, я подразумевал, что избавлю девочку от стеснения и переживания, что сопровождает любую даму, которой предстоит позировать интимными местами перед врачом-мужчиной.

Анастасия Петровна на секунду задумалась. Она решала, как мне польстить. Ведь я сам мог своим решением отказаться проводить экспертизу. Новый закон, что уже был в 2016 году, мне позволял.

Она прикинула расходы на дорогу, свои скудные накопления и вспомнила убедительные слова следователя. Тот был уверен, что дело яснее ясного. Ничего неожиданного и нового не произойдет. Липецкие врачи уже дали заключение и совсем недавно, в марте месяце. Теперь, мол, хоть смотри, хоть не смотри девочку, ничего не изменится. Закон – суров, но справедлив. И он на охране прав и свобод ребенка. Отцу светило до 20-ти лет за изнасилование 13-летней дочери.

– Идите, – сказал им Сунин. – Сергей Петрович, наш эксперт, лишь подтвердит заключение эксперта Огули. А дальше мы знаем, что делать!

– Хорошо! Делайте, как вы считаете нужным! Мне говорили, что вы – опытный врач! – сдалась мать девочки, будто от ее слов зависело больше, чем от моего желания проводить экспертизу. Всего-навсего я должен теперь прийти к тем же выводам, к которым пришли липецкие эксперты.

Тогда я решил сузить расплывчатые рамки нашего разговора. Чуть раньше я еще такого делать не собирался. Я не хотел оказаться подсказчиком или, что того хуже, – учителем, как говорить девочке, чтобы выглядеть убедительной в суде и на следствии. Я невольно мог стать «тренером» по лжесвидетельству.

Статьей Маскаеву предусматривалось наказание в два раза больше, чем по статье 105 части 1 Уголовного кодекса Российской Федерации (убийство). Та определяла наказание до 10-ти лет лишения свободы.

Петр Федорович Маскаев пока все еще оставался мужем своей жены, Анастасии Петровны, и отцом дочери, Ирины Петровны.

Дело могло оказаться громким. Ведь сама статья относилась к разряду особо тяжких: педофилия с изнасилованием. Девочка в 12-13-ть лет уже априори не понимает и не осознает поступков и преступного замысла взрослого насильника. А тут – тем более насильником выступал отец! Поэтому, одного возраста уже оказывалось достаточным, чтобы расценивать ее положение как беспомощное состояние. То есть, она не понимала сути событий, или самого понятия «полового акта». А если она еще возьмет и добавит на следствии и в суде, что она говорила и просила отца не делать этого, а не оказывала активного сопротивления, потому что всегда боялась его (он бил мать и бил ее, и ни один раз) – все сложится в картину изнасилования, безусловно…

Но откуда во мне боролись невольная предвзятость, интуитивное недоверие, я объяснить все еще не мог. А потом понял, что лукаво скрываю от самого себя собственные мысли. Состояние девочки не укладывалось в границы поведения всех тех девочек, кого я освидетельствовал за 27 лет. Всех тех, у кого происходили подобные случаи. Даже родители, которые присутствовали при экспертизах, вели себя совершенно иначе. Мое внутреннее чутье боролось и протестовало. Хотя я хорошо понимал, что врач в любой ситуации должен оставаться беспристрастным.

Доклад о преступлении и о его раскрытии давно уже ушел в следственный комитет области. Оттуда – напрямую в Москву, к дежурному по следственному Управлению страны. Следователи были педантичны и делали все правильно, в рамках законодательства. У них на руках оказалось заключение липецких экспертов, заявления девочки и матери. Дело возбудили еще в Липецке. Отсюда первый доклад ушел в вышестоящие инстанции. И липецкие коллеги передали дело по подследственности, где и было совершенно преступление, и туда, где прописаны все участники событий.

Наш провинциальный городок находится в Пензенской губернии. И я почему-то вдруг подумал, что название родной области начинается на букву «П». Я никогда раньше не акцентировал на таком очевидном факте своего внимания.

Передо мной сидела красивая, русоволосая, с ярко выраженной фигурой, уже довольно взрослая девочка. У нее выделялись, словно выверенные по божественным лекалам, все размеры тела. Прямые симметричные черты лица. Яркие, полуовальные розовые губы. Выразительные зеленые глаза. Из-под тонких темно-русых бровей они излучали взгляд умного человека или смышленой девушки. Все вместе делало ее по виду образованной дамой. Ведь нередко мы замечаем, как и у грудного ребенка начинает проявляться осмысленный взгляд и тогда мы уже вдруг понимаем, что он растет и взрослеет. Здесь тоже, на подсознательном уровне, я чувствовал, что она не та, за кого себя выдает. И все ее жалкие попытки дурачить меня при ответах на мои вопросы, были провалены ею, как подумал я. Она подчеркивала свое беспомощное состояние на момент совершения преступления по отношению к ней. Но кто ее этому учил и зачем? И я не хотел верить своим мыслям и гнал их. Им мог оказаться только Сунин. Игорь Николаевич хотел стать генералом. Он как-то вел дело по двум полицейским, которые по неосторожности, при задержании, сломали руку молодому человеку. Сунин пообещал им, под «честное слово офицера» за чистосердечное признание не сажать в тюрьму и не отправлять на зону. Но с полицией, мол, придется расстаться, и заплатить деньги потерпевшему. Они повелись на его «честное офицерское слово». Но один из полицейских в результате уйдет на красную зону на три года, оставив дома молодую жену с грудным ребенком. Слухи о подлом следователе закрепятся за Суниным навсегда!

Я решил больше не страховаться с Маскаевой Ириной. Не вытягивать из нее нужные, в переносном смысле, для меня слова. Я хотел знать правду. Но понял, что говорит она по заученному тексту. Надиктовал ей Сунин. Дальше тянуть кота за хвост не имело смысла.

– Ирина, – уже более свободно обратился я к ней, – мы решили и договорились, что у вашего обидчика был половой член… да-да, не возражайте и не делайте удивленный вид. Вы хорошо это знаете. И он был у него в состоянии эрекции. То есть в возбужденном состоянии. – Она хотела здесь снова что-то возразить. – Да-да, я помню, вы определили словом «стоял».