Алекс Лоренц - 1994. Русский роман ужасов

– Ты сам знаешь, что он только твои деньги вернет!

– Ну и что? Там ведь твоих сто рублей всего. Подумаешь, потеря.

– Пошел ты в жопу, – только и хватило сил выговорить у Дениса.

Артемка собирался было что-то вякнуть в ответ, но не успел: за дверным стеклом показались четыре похмельные рожи. По-видимому, словесная дуэль с историчкой им быстро наскучила.

– Оп-па!

– Лови этого модного пидораса! Зуб даю, у него бабла немеряно.

«И чем это я модный?» – мысленно недоумевал Денис.

Наверное, тем, что не напиваешься и не ссышь в штаны.

Сейчас они схватят его и подвергнут унизительной процедуре выворачивания карманов. А там ключи от дома.

А вот хер им!

Денис сорвался с места и сразу развил такую скорость, будто сзади в него целились торпедой.

– Стой, бля! Догоню! – донеслось позади сквозь конский топот.

– Денис, че ты такое ссыкло, а? – весело крикнул Артем. – Че ты боишься, а?

Плюнуть бы ему в рожу.

Но Денису было не до того. Он летел по улице так, словно за ним гналась эскадрилья нацистских бомбардировщиков.

Через минуту он уже был в своем дворе. Встал на стреме за углом, отдышался. Артем нагнал его через полминуты. Денис думал, тот отправится в свободное плавание по улицам. Но Артемка боялся заскучать – вот и прибежал.

– Где они? – спросил Денис.

– Сюда бегут.

– Суки.

Послышался приближающийся топот.

– В подъезд! – скомандовал Артем.

Он рывком распахнул дверцу в техническое помещение под лестницей. Уж сюда преследователи точно не догадаются заглянуть. Мозгов не хватит.

Года два назад Троица случайно обнаружила, что дверца незаперта, и нашла там кучу всего интересного. Дневной свет с трудом проникал вглубь, и можно было различить только смутные очертания предметов. Детям почудилось, будто там лежит труп. Но это оказались всего лишь потрепанная фуфайка и черная женская сумочка, которая легла как раз на место головы. В сумочке обнаружились помада, маленькое зеркальце и прочая дамская хренотень. Денег в ней не было. Артем взял помаду и написал на внутренней двери подъезда: «Rap – калл». Эта надпись до сих пор там красовалась.

Еще они нашли один мужской ботинок, обертку от мороженого 1989 года выпуска, исписанную тетрадку для работ по русскому языку и резинового жирафа. И был там огромный заржавелый вентиль, от вращения которого ничего не происходило. Тогда Денис подумал: может быть, тут есть потайная дыра, которая ведет в другое измерение и засасывает людей, а от них остаются вот эти вещи?

Вниз вела шаткая деревянная лесенка с шестью ступеньками. Артем пропустил Дениса вперед, затем слез сам и закрыл дверь.

Как раз в этот момент к подъезду приблизился топот.

– Блядь, где он?

– Должен быть тут. Он в этом подъезде живет.

Денис затаил дыхание и вжался в сырой кирпичный угол сбоку от двери. Ему казалось, дрожь его тела приводит весь дом в движение.

Артем спрятался в углу напротив.

Пружина подъездной двери скрипнула.

– Ну че, Серег, нету?

– Завали хавальник!

– Э-э-э-э-эй! – голос Пушкина прокатился до пятого этажа.

– Муда-а-а-а-а-а-ак, иди сюда-а-а-а-а! – Кошаров.

Денис сросся со стеной.

– Дома спрятался, стопудняк! Знал бы я, где его квартира…

Денис с ужасом представил себе, как они ломятся к нему домой. Как пугается мама, если папы нет дома. А ведь они могут. Могут и вломиться, и сделать бог знает что. Ограбить, убить. И никто не поможет. Соседи будут сидеть по своим норам. Телефонов почти ни у кого нет, милицию навряд ли вызовут. А если и вызовут, то она не приедет.

Кто-то из четверых харкнул. Густая слюна вперемешку с соплями шлепнулась на бетонный пол.

– Может, он за этой дверкой спрятался? – сказал Кожемяко.

Дверь дернулась. Денис почувствовал, как болезненное тепло страха разливается в паху. Смутные очертания предметов перед глазами пустились в бесовский пляс.

Кожемяко выругался и потянул на себя дверь еще раз. Ручки на ней не было, так что приходилось браться обеими руками за контур и пальцами дергать на себя. И открывалась она туго.

Денис надеялся, что и в этот раз у глиста ничего не получится и он больше не будет пытаться. Но вышло иначе.

– Оп-па!

Он превратился к камень. В один из кирпичей холодной стены. В многолетний налет плесени.

– Ну и срач, – высказал свои эстетические соображения Кошаров. Шаткие весы душевного равновесия качнулись куда-то не в ту сторону, и токсикомана понесло: – Блядь, ну и вонь! Да ну на хуй это все, я домой пойду! Бля! Да ну вас в жопу! Я туда не полезу! Мудаки! Гондоны штопаные, мать вашу! Говноеды позо…

– Да захлопнись ты, придурок! – Махоркин хлестнул его по щеке.

– Э, ты че, бля! – мгновенно отреагировал Кошаров и засандалил тому в лицо кулаком. – Да я тя ща с говном съем! Ты на кого наехал!

С обеих сторон посыпались тумаки. Кожемяко ржал. Пушкин завывал по-волчьи и хлопал в заскорузлые ладоши.

У Дениса перед глазами поплыли фиолетовые пятна, приобретая форму извивающихся щупалец. Он представлял себе, как этот отмороженный балаган обрушивается на него, чтобы отнять мелочь, которой у него нет. Как они его бьют ногами по ребрам и почкам, вышибают зубы, ломают пальцы, выворачивают карманы. Они забирают ключи от его квартиры и идут примерять к каждой двери в подъезде, посмеиваясь. А он лежит в луже крови, и никто не приходит на помощь.

Кошаров и Махоркин сцепились и повалились на пол, кряхтя и хрюкая. Двое других улюлюкали.

– Мир?! Мир?! Мир, придурок?! – сквозь скрипящие зубы цедил Махоркин.

– Отвянь, сука! – без голоса произнес Кошаров, которому тот сдавил горло.

Они поднялись на ноги.

– Этот щенок там?

– Да нету его там, смотри.

– Ушел, дрищ энурезный. Поймаю – убью.

Семья Дениса не была религиозной, но в этот момент он был готов уверовать в бога. Причем в любого.

К счастью, бока стены с дверным проемом хорошо затемняли те углы, где притаились они с Артемом.

– Пошли отсюда, – сказал Пушкин. – Щас другого какого-нибудь малолетку словим.

– Ща, поссу только, – ответил Махоркин, откашливаясь.

Хулиган встал на самом краю убежища и, балансируя, вытащил наружу свое хозяйство. Денис видел часть его лица.

Сейчас он меня заметит – и конец мне.

Стук сердца стал оглушительным. Фиолетовые пятна перед глазами сгустились.

На покрытый пылью и мусором пол хлынула упругая струя. Из-за холодной сырости вверх поползли языки пара. Вокруг распространился запах мочи и немытого паха. Несколько мелких брызг приземлились Денису на штанины.

От долгой неподвижности тело замлело, в голове помутилось. Дениса повело в сторону. Рукав ветровки шаркнул о шершавый кирпич.

Голова Махоркина повернулась.