Кейси Доуз - Замочная скважина: Наследие

Я даже не знал, удалось ли им сбежать, или они все-таки попали в руки к императору. Или может, кто-то из них, а кто-то выжил. И как они выжили. Я не слышал о них, но это было и понятно.

Если бы я слышал о них, значит и остальные о них слышали. А значит, сбежать и затаиться у них не получилось.

Я бросил их, чтобы не убить самому.

Но при этом страстно желал им смерти от чужих рук.

Такой же мучительной, которой они подвергли своей халатностью и самонадеянностью мать.

Со временем ко мне пришло осознание, что жажда крови – не единственная проблема проклятия, которая выдает меня среди остальных.

Вечная молодость – кто бы мог подумать, но именно она стала моим камнем преткновения.

Пока я жил вечным скитальцем, не задерживаясь нигде дольше, чем на год – я и не понимал, что это может стать проблемой. Но когда Византия рухнула, а вместе с ней и последние опасения на мои гонения (тайные, которые, как я полагал, подобно знаниям от нас – передавались в императорском роду от поколения к поколению) – у меня пропала необходимость бросаться с места на место.

Скажу честно – за прошедшие пять веков мне здорово это надоело. Были, конечно, свои плюсы – я знал весь тогдашний мир, все тогдашние языки. Я побывал невольно везде, где мог, прячась в тени. Но это было похоже на какую-то гонку в колесе.

Я был рад, когда Константинополь пал под турками-османами.

Это означало, что я, наконец-то, свободен. Вместе со старым миром, миром Византийском цивилизации – умерла и наша тайна.

А значит, я наконец мог не бегать.

– Тогда-то и стали обращать внимание на мою неизменную внешность. Нестареющее лицо – папа самодовольно ухмыляется, вновь подняв на меня глаза – знаешь, принцесса, я тебе так скажу: не мы подверглись охоте на ведьм. «Охота на ведьм» началась исключительно из-за нашего существования.

Какое-то время мне удавалось скрывать свое бессмертие, проявляющееся не только в невозможности умереть, но и в соответствующей невозможности стареть. Ведь что такое старость? Это демонстрация смерти.

Ведь кислород, попадая в организм, используется не весь. Остатки внутри нас разъедают организм как ржавчина. Эти остатки – активные формы кислорода – свободные радикалы. А именно из-за накопления повреждений в клетках, нанесённых свободными радикалами, и происходит старение; чрезмерное накопление приводит к смерти. Процесс этот необратим – папа мелодично смеется, обнажив белые зубы, на которые я теперь уже невольно смотрю не как на голливудскую улыбку, а как на пасть зверя – есть свое преимущество в бессмертии. У тебя достаточно времени, чтобы узнать все об этом мире.

Ну так вот, выходит, что старение – лишь внешний признак приближающейся смерти.

А поскольку я бессмертен, и меня нельзя убить даже свободным радикалам –значит и стареть я не могу даже биологически. Вампиры вечно молодые не потому, что это дар их рода, которого и нет вовсе. Это простая биология. Связанная с проклятием бессмертия. Просто люди всегда любят романтизировать зло. Знаешь – щелкает меня по носу с легкой улыбкой – как человек, проживший уже больше тысячи лет, могу тебя заверить, что такая слабость у человечества постоянна и наблюдается циклично. Что нельзя победить – они любят обожествлять.

Хохочет, запрокинув голову:

– Видимо, чтобы не так сильно бояться. Ведь если монстры – вовсе не монстры, а милые зайки, то и не страшно вовсе..

..Сейчас я понимаю, что папа прав. Ведь до того разговора тремя месяцами ранее в Штатах – я и правда никогда не рассматривала вампиров или других монстров как что-то страшное или хотя бы существующее. Более того – в юности я, как и остальные, может даже хотела, чтобы они существовали.

Они ведь такие сильные, благородные, защищают любимых.

Никто никогда не показывает монстров такими, какими они есть на самом деле. Какими их делает проклятие. Как их очерствляет бессмертие и тень прожитых тысячелетий. Никто не говорит о том, какими они беспринципными, циничными и жестокими становятся в силу опыта, на который у людей просто не хватает смертной жизни.

Они постоянно видят смерть.

Они сами убивают.

Постоянно теряют близких.

Для них сто лет – что день для нас. У них нет дома, нет родных, нет любимых. Для них эпохи, о которых рассказывают в наших учебниках истории – лишь страница толстой книги, которую они прочли за день.

Они столько жили и столько видели – что их уже ничего не пронимает.

Они могут притворяться.

Но на деле сердца их давно окаменели. Чувства исчезли. Милосердие превратилось в тлен прожитых сотен лет.

И остались только гордыня, злоба и полное равнодушие к чужим страданиям..

..так вот, мне удавалось скрывать свою молодость различными ухищрениями. Конечно, я мог продолжать просто бегать по всему миру, и тогда никто бы никогда, как и прежде, не заметил, что я не старею – но мне это уже осточертело.

Теперь, когда речь не шла о византийской династии, знающей способ нас заточить – мне было нестрашно, даже если попадусь. Страшнее была жизнь в вечных скитаниях.

Скрывать молодость можно было различными внешними причудами. Сейчас, конечно, для этого куда больше возможностей – косметика, парики что настоящие волосы, и даже пластические операции. Тогда такого даже в фантазиях не было.

Обходился, чем мог.

Конечно, немало я доставал различной ерунды из Османской Империи, которая, по сути, восстала из пепла Византии. Женщины султанской семьи уже тогда имели немало способов играть со своей внешностью – не говоря уже о том, сколько у них было нарядов. С такой прорвой можно скрывать возраст хоть бесконечно.

Но, конечно, я не был в числе султанской семьи и даже не собирался туда пробираться, хотя попробовать можно было. Я не хотел еще одних гонений теперь уже от султанской династии еще эдак лет на двести.

В общем, то, что случилось – должно было логически произойти рано или поздно. Вначале я относился к «камуфляжу» бдительно, потом стал нарочно не замечать косых взглядов, после открыто игнорировал вопросы о своей молодости, а чуть позднее осмеливался даже шутить о том, что за вечную красоту продал душу дьяволу.

Я веселился. Мне даже было смешно, как они крестились вскоре, глядя на меня. Я знал, что их вилы ничего мне не сделают, а святая вода лишь освежит после знойной ночи с очередной красоткой.

Я наконец-то вошел во вкус жизни.

Совершенно перестал скрываться.

Чем и открыл «охоту на ведьм».

Только начался 15-ый век, я тогда был в Швейцарии. Многие не знают, и почему-то отождествляют охоту на ведьм с какого-то хрена с Салемом. Да, там были красивые тетки, но не больше. Гонения зародились в Швейцарии в 1430-х годах, а дальше лишь набирали обороты, распространяясь на все бо ́ льшее количество стран.