Роман Конев - Смотритель маяка

Артём посмотрел на часы. Какой бы загруженный ни выдался день, он всегда был готов найти время для чашки кофе.

– Через два часа.

– Тогда не прощаемся. Перекинемся в шашки.

– Мы оба знаем, что ты опять проиграешь. И не умоляй меня поддаться.

Тим показал другу сразу два средних пальца.

– В первый раз я сломаю только один из них, – предупредил Артём. – И Снежана не будет водить тебя в туалет. Может быть, Ева…

Ева вплыла в аудиторию, сотрясая зачёткой над головой. Лицо невысокой девушки оккупировали коросты выдавленных прыщей. Спасательный круг жировой кладки опоясывал рыхлое тело. Она не стеснялась своей внешности, громко смеялась и безбожно много курила. Артём при всём желании не мог представить её примерной матерью и женой в недалёком будущем. Да и ни в каком будущем тоже.

– Народ! Я сдала на отлично! – с гордостью сообщила она. – Кто ещё не в курсе, послезавтра жду вас у себя! Адрес скину в общий чат. Еду и выпивку обсудим там же, я закуплюсь, потом посчитаемся.

– Поставь перед входом весы, – выкрикнул Тим. – Взвесимся до вечеринки и после. Узнаем, кто больше всех съел.

– Тогда придётся запретить всем ходить в туалет, Тимофей, – ответила Ева. – Опять ты отколол глупость.

– Вечно ты придираешься к мелочам. Ох, прости, забываю, что не каждый способен понять мой тонкий юмор.

– Настолько тонкий, что его незаметно, – парировала Ева. – Я ем не больше твоего! У меня наследственные проблемы с метаболизмом, уже не раз говорила.

– Полегче, прелесть моя. Мы с тобой в разных весовых категориях.

По аудитории прокатился добродушный смех. Ева упёрла руки в волнистые бока.

– Что такой одарённый комик забыл в нашем институте?

– Хочу быть к тебе ближе, слонёнок мой. Только не заливай, что с самого сытого детства мечтала о карьере юриста.

– Тим, ты невыносим!

– Мне тоже с тобой хорошо, булочка моя. Но исключительно на расстоянии.

Дружный смех повторился. Ева погрозила Тиму кулаком. Артём поймал себя на том, что тоже смеётся.

– Да вы жить друг без друга не можете, – сказал он.

Тим вытащил наружу язык, закатив глаза.

– Я не большой поклонник сала. В одном ты прав, быть в центре внимания так же круто, как кружиться обдолбанным на сраной карусели. Ещё веселее, если при этом повезёт наблевать в ветреную погоду.

Наступила очередь Артёма изображать на лице отвращение.

– Да ты больной извращенец.

– Я тоже тебя люблю, старик. Я тоже тебя люблю.

Артём ещё покрутился в коридоре, здороваясь с приятелями и делясь впечатлениями от сдачи экзамена. Эмиль, сломавший ногу после падения со скейтборда, так из туалета и не вышел. Занимался он там непристойностями с подругой или страдал от запора, так и осталось невыясненным. Устав ждать, Артём пошёл к выходу, справедливо рассудив, что увидится с другом в кафе всего через пару часов.

Закончив читать двенадцатую главу, Артём загнул уголок страницы, отложил книгу и устало посмотрел на мать. От продолжительного чтения хотелось пить. Тёплая вода из бутылки потекла по пищеводу, утоляя жажду. Он старался читать с выражением, как в аудиокнигах, которые иногда слушал в наушниках во время прогулок. Вряд ли у него получалось это достаточно хорошо, но прикованной к постели матери не из чего было выбирать. Книги из серии «женский любовный роман» имели отдалённое общее с тем, как любовь проявлялась между людьми в реальности. Более того, они могли навредить неокрепшему уму, исказить такой сложный механизм, как отношения между мужчиной и женщиной. Он не осуждал вкусы человека, подарившего ему жизнь. Напротив, пытался отмечать интересные с его точки зрения сюжетные ходы в нехитрых перипетиях главных героев. Одним достоинством бульварное чтиво, несомненно, обладало – в нём присутствовали яркие эмоции, недостаток которых заставлял читателей тратить деньги на покупку такого рода книг. Такие же страсти приводили киноманов в кинотеатры, а меломанов в магазины с пластинками.

Через неделю он прочтёт матери ещё две главы. А когда книга закончится, купит следующую, как делал много раз до этого. Прочитанная история отправится в коробку к пожелтевшим собратьям. Бумажную, пахнущую типографией книгу, не сможет заменить бездушный планшет. Шелест страниц и осязаемый вес имели значение наравне с самим рассказом.

Это то немногое, что он мог сделать для застрявшей между мирами матери. У него отсутствовала возможность переселиться к ней в палату или навещать её каждый день. И не только потому, что больничные правила не позволяли проживать с пациентами. Он пробовал существовать в таком режиме и выбился из сил за пять недель. Загнал себя, как борзая, бегущая по круговой трассе за картонной мишенью.

Он прислонился затылком к высокой спинке кресла и закрыл глаза. В наступившей темноте заплясали белые точки. Через стекло доносились несмолкаемые отзвуки уличной жизни. Хотел бы он знать, что видела и слышала мама на дне ледяной пропасти, в которую угодила без малого тринадцать месяцев назад.

– Думаю, я способен закончить сессию без долгов и троек, мам, – сказал он с закрытыми глазами. – Римское право и основы государства и права. Та ещё гадость. Успею подготовиться. Потом два месяца свободы до сентября. Буду ездить на пробы, читать Станиславского и пить пиво. Ну ладно, про Станиславского я загнул. Шучу. Ох, мам, надеюсь, где бы ты ни была, ты меня слышишь. Разговаривать с собой довольно-таки странно. Что ещё? Завтра у меня свидание. Можешь порадоваться за своего сына, не так уж он безнадёжен. Пока могу сказать, что она очень красивая. Её зовут Вика, и она мне нравится. Не загадываю наперёд, ещё одно разочарование окончательно меня прикончит. Попробую плыть по течению, наслаждаясь текущим моментом. Сомневаюсь, что это возможно, но я рискну. Ещё надеюсь, что не буду вести себя на свидании как придурок. Рядом с красивой девушкой мозги неожиданно начинают плавиться. Хм. Мне бы хотелось оставить о себе хорошее впечатление. Так… Про Барсика я говорил в прошлый раз. У него оказался игривый характер, мы с ним поладили.

Артём замолчал, переводя дух. Мама лежала на медицинской кровати с колёсиками, укрытая лёгким одеялом. Бледное, исхудавшее лицо выражало бесстрастное равнодушие. Зрачки под веками не двигались. Она могла самостоятельно дышать, и врачи называли это чудом. Каждый проведённый в коме месяц Артём приравнивал к году. Морщины углубились, щёки впали. Он не мог смотреть на неё без проступающих в уголках глаз слёз. Она лишилась своих длинных волос, потому что медсёстрам так удобнее ухаживать за ней. Её кормили через зонд протёртой пищей, делали массаж, переворачивали несколько раз на дню, не давая возникнуть пролежням. В общем, поддерживали жизнь в теле с запертой внутри него матерью. Профессионально делали то, с чем он не смог бы справиться в одиночку дома.