Георгий Асин - Древесники

…Не обязательно зло приходит к нам в обличье дьявола или страшного зверя. Зло чаще всего приходит к нам под личиной добродетели, мило улыбаясь и дружески протягивая руку. Мы же часто принимаем лжедоброту как должное, теряем бдительность и распахиваем душу, вовсе не ожидая, что в эту самую душу и будет нанесен удар, сопровождаемый сладкой улыбкой и заверениями в верности. Со мной в жизни часто случалось такое, когда под прикрытием добрых намерений неприятель пытался войти в доверие, стараясь выведать слабые стороны и сокрушить одним ударом. Но я всегда и везде был начеку, меня запросто так не возьмешь, и лучше ко мне с камнем за пазухой не соваться – пощады не будет!

…Таинственное здание, приютившееся на противоположном берегу таежного озера, манило и в то же время словно предостерегало от чего-то необдуманного и поспешного. Откровенно говоря, я, привыкший к превратностям и коварству судьбы, поостерегся бы вот так запросто входить внутрь, но мне необходимо было охранять Андрея, а он так и рвался посмотреть, что там, в комнатах заброшенного объекта. Огибая озерцо по берегу, мы шли, увязая во влажном рыжеватом песке, и я заметил, что по всему периметру озера не было ни единого следа – ни звериного, ни человеческого. Это обстоятельство меня очень настораживало, ведь тайга густо населена местными обитателями, и невозможно представить, что никто из них здесь не бывал. Но больше всего меня тревожило жуткое ощущение постороннего присутствия, будто кто-то осторожный и скрытный внимательно наблюдает за нами из густых зарослей кустарника. Время от времени я посматривал на Андрея, шедшего рядом. Выражение его лица, казалось, было беспечным или любопытным, но на самом деле это лишь видимость, созданная для того, чтобы наблюдатель не мог понять чувств и состояния души опытного воина. Я понял – он был готов действовать, отреагировать в любое мгновение, четко и без промедления. Я видел, как Андрей охотится: один точный выстрел – один трофей. Этот человек не будет раздумывать, он, словно сжатая до предела стальная пружина, готовая вот-вот развернуться со страшной силой и ударить, сокрушая все на своем пути.

…Действительно, здание было построено не так уж давно, но в условиях частых дождей, влажности, постоянно гуляющих ветров, снежных метелей и буранов кирпичные стены покрылись мхом, а в нескольких местах крыша была проломлена упавшими деревьями. Дверь одного из двух подъездов была сорвана с петель и валялась поблизости, оконные стекла, как я уже говорил, были разбиты. Мы осторожно, стараясь не шуметь, вошли внутрь здания и первое, что ощутили, – запах гниения и тлена. Андрей поморщился, подтягивая лямку рюкзака. Бетонный лестничный пролет был усеян осколками стекла, и я шел аккуратно, стараясь не поранить лапы. Штукатурка и краска со стен почти слезли от сырости, плафоны ламп на потолке были разбиты вдребезги. Мне представилось, будто кто-то в неукротимой ярости и бешенстве крушил все вокруг, стараясь причинить как можно больше вреда. На первом этаже, вдоль широкого коридора был расположен ряд помещений, по большей части пустых, но в некоторых комнатах на полу валялась сломанная мебель, разбитая лабораторная посуда и части какого-то сложного оборудования.

– По ходу здесь была секретная лаборатория, – задумчиво произнес Андрей, разглядывая черный ящик со стеклянными пробирками и колбами.

В помещениях, помимо запаха разложения, стоял неприятный резкий запах химических веществ, не выветрившихся со временем. Мы стали подниматься на второй этаж, и по мере продвижения вонь усилилась. На верхних ступенях лестницы были заметны какие-то бурые пятна. Я знаю эту жизнь и бывал в разных переделках, а потому происхождение этих пятен было понятно. Когда мы вошли в коридор второго этажа, Андрей быстро закрыл рот ладонью и отвернулся к стене – его стошнило на пол. Мне, как собаке, привычно видеть и ощущать то, что для большинства людей зачастую невыносимо. Тут, среди человеческих останков буквально витало ужасающее ощущение смерти и чего-то неизбежного и неотвратимого. Погибшие, быть может, были работниками этой ужасной лаборатории. Они оставались заведомо обреченными на гибель, столкнувшись с чем-то смертельно опасным, имеющим дикую разрушительную силу. Я плохо представляя, что все, представшее нашим глазам в коридоре и в кабинетах, было сделано таежным зверем и, конечно же, не человеком. Будто кто-то глумился над трупами в неуемном бешенстве, вымещая ярость и злобу. Я терялся в догадках, вопросительно глядя на Андрея, осторожно обходившего страшные свидетельства произошедшей здесь бойни…

…Не в силах больше находиться среди этого ужаса, мы буквально выбежали наружу и с упоением вдохнули чистого воздуха, освобождаясь от жутких впечатлений увиденного.

– Черт, черт, черт!.. – в отчаянии выкрикнул Андрей и, опустившись на влажную землю, прислонился головой к кирпичной стене. – Что за кошмар? Кто сделал это с людьми? Визирь, что здесь произошло?

Я заскулил – не в моих возможностях беседовать с человеком – лишь уткнулся холодным носом в его заросшую щетиной щеку. Не знаю, сколько прошло времени, но внезапно я услышал позади шорох листьев. Я мгновенно обернулся, готовясь к нападению, но, увидев в метрах двадцати худого, изможденного человека в грязном рубище, мгновенно утихомирил свой гнев. Человек упал на колени и, протягивая к нам худые руки, исступленно зарыдал…

…При виде несчастного, Андрей мгновенно вскинул карабин и направил на него ствол.

– Стой на месте! Стоять, я сказал! Кто такой?

Человек отчаянно замахал руками и, перестав рыдать, с трудом поднялся на ноги:

– Не стреляйте, пожалуйста… Я очень хочу есть. Ради всего святого, дайте хотя бы кусочек хлеба, – произнес он надломленным, хриплым голосом. – Хлеба, ради всего святого…

Человек был настолько жалок и подавлен, что сердце мое защемило от сострадания к нему.

– Визирь, ну-ка проверь его, – сказал Андрей, и я, подбежав к человеку, тщательно обнюхал его. Незнакомец застыл на месте с вытянутыми руками, и не ощутил никакой угрозы, лишь страх, дикий и панический. Я заскулил, сел рядом с ним и, посмотрев на Андрея, залаял.

Андрей повесил карабин плечо и помог незнакомцу добраться до здания. Он усадил его на ржавую железную бочку, прислоненную к стене, и, вытащив из рюкзака краюху хлеба и кусок жареной утки, протянул еду несчастному. Тяжело было смотреть, с какой жадностью этот человек запихивает в рот трясущимися руками мясо и хлеб, пытается насытиться, с благодарностью посматривая на своего спасителя. Человек давился, грыз утиные косточки, облизывал исцарапанные в ссадинах пальцы и, казалось, позабыл обо всем на свете.