Степан Зозулин - Лепестки

В стороны разбегались дорожки из булыжника. Правая упиралась метрах в трехстах в двери скромного двухэтажного строения. Никаких излишеств: двускатная крыша, крохотные оконца. Даже камень, потраченный на это здание, отличался особенной серостью и грубостью линий.

Противоположностью ему казался изящный, пригнанный один к одному, кирпич постройки по левую руку. Впрочем, отсюда невозможно разобрать, одна ли это постройка или целый ансамбль, стиснутый ограниченным пространством.

С ближнего его края тянулась череда арок, ограждавших крытую площадку. Не заглянув под своды этого павильона, трудно было сказать, что под ними скрывается.

Зато пристроенные тут же жилые комнаты никакого секрета из себя не делали, а, напротив, бросались в глаза. То, что это жилые комнаты было понятно из дымка, тянувшегося тут и там из многочисленных труб. Каждая пядь мнила себя самостоятельным строением и потому щеголяла собственной крышей. Здание походило на небольшой замок, выстроенный артелью архитекторов – каждый на свой манер.

И только одна крыша – самая левая – по-настоящему заслуживала таковой называться. Девушка не сразу поняла, что она принадлежит третьему зданию. И это здание явно было здесь главным. Высоченное, оно то ли входило тыльной стороной в скальную породу, то ли скала продолжалась в нем.

От созерцания девушку отвлекла поднятая пристяжными шумиха.

Сцепку растянули, так, чтобы женщины рассредоточились полукругом на площадке.

Хозяин и Кобура сели чуть в стороне на одну из скамеек.

Изнуренные переходом и ожиданием, пристяжные в нетерпении потирали запястья. И поглядывали на мучителей со смесью злости и покорности. А чего злиться на того, кто за тебя думает.

Сначала ничего не происходило. Доносились разрозненные реплики пристяжных. Вот уж не успели натрепаться по дороге. Охранники беседовали о своем. Вернее, болтал Кобура, а Хозяин только слушал, да поглядывал на доставленный в целости груз.

Его тяжелый взгляд раз за разом выхватывал в толпе девушку и подолгу буравил, слово выискивая чего. Та от греха прятала глаза. Скользила по сторонам, изучая окрестности. Пока в память не врез а лся каждый камень, каждая песчинка, способная в нужный момент помочь.

– Ты чего это глазёнками шаришь? – раздался вопрос Кобуры.

Коротким взглядом он удостоверился, что Хозяин всё еще в хорошем расположении. Девушка тоже зыркнула на здоровяка, но тот смотрел в сторону и ничего не замечал.

Кобура поднялся с места и вразвалочку двинулся к пристяжным.

Девушка с запозданием потупила глаза. Только почувствовала, как становится легче рукам – цепи растянулись: никто не хотел стоять рядом, когда мужчина до нее доберется.

И чем неотвратимее он надвигался, тем легче ей становилось. Вот она уже не смогла заставить глаза опуститься и подняла их прямо на мужчину. Чувствовала кислый запах пота, доносившийся от него. Видела в его глазах грусть. Нехорошую – ту, что возникает в глазах мужчин, когда внешняя им сила заставляет засучить рукава и сжать кулаки. Видела скулы, ходившие от угла к углу в поисках оправдания тому, что сейчас выйдет.

И в этот самый – последний – момент Хозяин натянул невидимый поводок.

– Идут.

Его голова так и оставалась повернутой, – это девушка разглядеть успела. И потому повернулась в ту же сторону.

Туда, где на небольшом возвышении шествовала делегация встречающих. Группка молоденьких девушек, одетых в простые платья из светлой ткани.

Но эта мнимая простота в одежде лишь подчеркивала их молодость и красоту. В сравнении с ними измотанные дорогой пристяжные казались в лучшем случае бродяжками.

Девушки рассыпались любопытными взглядами. И видя несуразность ожидавшего их сборища, выше поднимали подбородки, прямее держали спины. Похожие на луговые цветы, поднявшие головы среди сорной травы.

Боясь с ней смешаться, они непроизвольно сбивались плотнее и о чем-то шушукались, приотстав от главного действующего лица.

Во главе шла сухая высокая женщина. Обряженная в черно-серое платье, напоминающее то ли робу, то ли монашескую рясу. Неприметная ткань скрадывала движения ее тела и казалось, будто она не ступает на камни, а плывет над ними. Подол едва касался земли, шурша и волнуясь.

Кудрявые волосы венчал того же невзрачного цвета чепец и как по волшебству окрашивал кудри и весь ее облик в тот же серый цвет.

Единственное светлое пятно во всем её облике – белый воротничок-стойка, накрахмаленный так, что чуть не впивался в горло.

То ли от его тесноты, то ли на контрасте с белой тканью, ее кожа выглядела совершенно бледной, а красивое лицо делалось похожим на лицо привидения.

Впрочем, эта бледность скрадывала возраст и делала лицо моложе.

– Наставница.

Не успела она ступить на камни площадки, Хозяин в приветствии поднялся со скамьи. Вскочил даже, но как-то нескладно, как будто осаживал себя. Да и стоя, был сам на себя не похож.

Сорвался, было, с места, думая подойти. Но в последний момент так и застыл на месте.

Инерции хватило лишь на хороший кивок.

– Бросьте, Дабор.

Голос женщины вторил его мельтешению. Властный, но вздумавший показаться ласковым, он сделал его имя, прозвучавшее для девушки впервые, еще более грубым, чем он сам был.

– Вы же не девица из моего приюта. Можете называть меня по имени.

Девушка мысленно перевела на человеческий: не может .

Вот и Хозяин замялся. Потому что в её присутствии он был не хозяин, а Дабор.

– Как скажете… наставница, – пробубнил он.

И чтобы не пришлось выполнять просьбу, поспешил добавить, обводя рукой сгрудившихся поодаль пристяжных:

– Здесь дюжина. Одна не сумела дойти.

Сообщение на мгновение вывело наставницу из равновесия. Девушка заметила, как та на миг укоротилась – стала ниже росточком, как будто перекатилась с мысков на пятки. И обвела взглядом перепуганных женщин.

Девушке тоже достался мимолетный взгляд.

Сразу и не скажешь, узнала ли она её. Надолго взгляда не задержала, а в чем-то убедившись, вернулась к обществу Хозяина и снова вытянулась струной.

Дабор – и откуда только болтливости набрался – повел рассказ о тяготах их восхождения. О стычке с дикарями и потере одной из колонны.

Наставница учтиво слушала, склонив голову чуть на бок.

Стоило ей отойти в сторонку, как стайка её подопечных, оставленная без присмотра, утратила стройность. Лишенные объединяющей цели послушницы не знали, куда себя подевать. Словно выдернутые из уютного мира и оставленные стоять без цели на ветру, который отнюдь не соответствовал ни их тонкому наряду, ни тонким натурам.

Иные девицы беззастенчиво разглядывали пристяжных. В их взглядах таилось обвинение. Дескать, именно из-за вас мы вынуждены здесь торчать.