Алексей Мельников - Портрет призрака

Мое дыхание восстановилась только на пустыре перед моей многоэтажкой. В кухонном окне горел свет. Его могла оставить мама, если она ещё не спала.

Поднявшись на свой этаж, я обнаружил, что дверь в квартиру не заперта. Мать всегда запирала её на ключ. Я зашел в прихожую и обнаружил, что свет на кухне уже не горит.

– Мам?

Все комнаты были открыты. Я заглянул в каждую.

– Мам, ты здесь?

– Сереж, ты уже пришел? – я подпрыгнул практически до потолка. Мама стояла на пороге с подносом в руках. – Я ходила к соседке угощать её пирогами и немного задержалась.

– А почему ты дверь не заперла? – мне хотелось сердиться на неё, но я не мог.

– Наверно заработалась, – сказала мать, виновато улыбаясь. – Попробуй, какие чудные пирожки получились. Я сейчас налью чаю.

– А когда, ты говоришь, ушла?

– Примерно час назад. А что? – правой рукой она уже наливала мне чай в кружку. – Что-то случилось? Вот, попробуй эти с черникой.

– Десять минут назад я подходил к дому и видел, как на нашей кухне горел свет, – по моей руке тёк черничный сок из пирога, которые получились очень сочные.

– Тебе показалось, Сереж, – помотала головой мать, пододвинув поднос с выпечкой ближе ко мне. – Или ты перепутал этажи. Всякое бывает.

– Мам, поверь, ни у кого больше во всем нашем доме нет таких оранжевых занавесок. Они же, как пятно на холсте, на нашем сером доме они выделяются, поверь.

Когда я съел четвертый, а затем и пятый пирожок, мой живот запротестовал. Я отправился в постель. Меня ждал новый день. Отныне я жил от свидания до свидания. «Если там есть одно слово, то это письмо…», – крутилось у меня в голове. Кажется, Даша была права. И я опять забыл написать послание любимой.

Той ночью меня не побеспокоил ни один сон. Встав с кровати, я решил, что мне очень хочется поговорить об отце. В комнате было прохладно, а из кухни доносился манящий запах. На моём столе лежали лист бумаги и ручка. Но я точно помнил, что не готовился ничего писать, когда вернулся домой. В голове возникали образы ужина и постели.

Мама сидела за столом, в одной руке держа чашку с кофе, а в другой книгу. Услышав мои шаги, она посмотрела на меня и кивнула. Без слов, видимо, очень увлекательная история.

Аккуратно задвинув за собой стул, я собрал в себе все силы и начал разговор:

– Мам, покажи мне, где похоронен отец, – сказал я, приступив к своему завтраку: яичнице с гренками. Она посмотрела на меня, словно приведение увидела. Глаза округлились и не моргали. Книга опустилась на стол. Кофе очередным глотком провалился в желудок.

– Ты же никогда не ходил со мной на кладбище, – мама, резко встав, подошла к плите, как сомнамбула. Через мгновение в её руках находился поднос с жареным хлебом. Мама начала ставить его на стол и чуть не просыпала, задев за угол стола, потому что не сводила с меня взгляд.

Я никогда не знал своего отца. Вернее сказать, не помнил. Его не стало, когда толком еще не мог ходить и слово «папа» я воспринимал не более, чем какой-то родной звук. Рассказ Даши дал толчок застоявшемуся механизму. Все мы – чьи-то дети, которые должны забывать об этом. И как минимум, я должен быть благодарен отцу за подаренную мне жизнь.

– Пора мне познакомиться с ним, – в ногах я почувствовал небольшую дрожь, видимо, от волнения.

– Хорошо, можем съездить сейчас. У меня как раз есть пара часов перед работой, – мама подняла упавшую гренку и положила ее в сушилку.

Она работала в местной поликлинике медсестрой. Раньше мама занималась только моим воспитанием, но после смерти мужа ей пришлось пойти работать. Здесь ей пригодилось медицинское образование. Чтобы я всегда оставался сытым и одетым, ей приходилось часто оставаться на ночные смены и перерабатывать по несколько часов. Тем временем моим воспитанием занимались её подруги. Лишь, когда я поступил в университет, мама выдохнула, ведь нам стала помогать моя подработка.

– Тогда я побежал одеваться.

На улице температура опустилась, несмотря на оранжевое солнце. Сложно в это время подобрать подходящую одежду, чтобы не замерзнуть и не вспотеть.

Через двадцать минут мы уже выходили из подъезда. До кладбища на маршрутке полчаса без пробок, но постоянные ремонтные работы порой вносят свои поправки в твои планы.

Местный дворник кивнул нам навстречу. На его лице растянулась улыбка Чеширского кота.

– Степаныч опять хмельной? – прошептала мама, чуть наклонившись в мою сторону, и кивнула в ответ.

Мне нравился этот мужичок. При своем небольшом телосложении он очень энергично управлялся с метлой. Но если мне не изменяет память, то Степаныч совершенно один. Лет десять назад он стал вдовцом. Помню, когда я был совсем ребенком, его жена гоняла нас с другом по двору. Ругалась, что мы шумим, а мы обижались на неё, но когда она перестала появляться, стало скучно. Тогда всё чаще стал появляться дворник – Степаныч – со своей метелкой и легким запахом перегара.

Когда я не знал, что сказать или просто не хотел отвечать, то пожимал плечами, что и сделал сейчас.

– Слушай, Сереж, а давай лучше на такси, ана обратном пути проедем через мою работу, а ты вылезешь около универа?

Я согласился.

Через несколько минут мы мчались на серебристом «логане». Таксист не удосужился поздороваться и управлял машиной очень агрессивно. Мама то и дело брала мою руку, чтобы я не начал конфликтовать.

– Это его работа, Сереж, – успокаивала меня мама, когда таксист высадил нас у ворот кладбища. Идею, чтобы назад ехать с этим водителем, мы исключили еще на полпути. Мать понимающе посмотрела на меня и вручила две мятые купюры.

– Я понимаю, но нужно везти себя достойно.

– Мы почти пришли, – сказала мама. С каждым её шагом на глазах моей родительницы появлялась пелена слёз. Каждый шаг становился тяжелее и медленнее, а по рукам побежала чуть заметная дрожь.

Она приходила сюда каждый месяц. Будь то зима или дождливая осень. Неважно, что здесь могло быть по колено снега или все заросло крапивой. Мать каждый раз наводила порядок, поправляла выцветший венок, выщипывала мелкую траву и протирала надгробную плиту. Почему я не ездил с ней? Видимо, был к чему-то не готов или боялся вспомнить его. Тогда бы сердце получило бы трещину утраты. Мои мысли прервал дрожащий голос матери:

– Здравствуй, дорогой. Сегодня я пришла не одна, – по маминым щекам друг за другом скатывались слезы. Она дотронулась до плиты и взяла мою руку.

У меня встал ком в горле.

Мы простояли минут пятнадцать, не выронив ни слова. Вокруг нас находились всевозможные памятники. Стояла гробовая тишина. Иногда, проходя мимо надгробий, замечаешь лица, даты и состояние могил и понимаешь, что жизнь быстротечна и несправедлива. Все это время я всматривался в черно-белое изображение лица, но ничего не мог вспомнить. Наверное, это плохо.