Андрей Панкратьев - «Краткость и талант». Альманах-2021

Илье, наконец, надоело продираться сквозь бурелом. Он схватил топорик, которым срубал обычно чагу, и замахнулся на ветку, которая чуть не порвала капюшон.

– Не балуй, парень! – лесник тут же обернулся и грозно сдвинул брови. – Не руби деревья без причины. Все зачтется.

– Что же вы, дед Борис, небесной кары боитесь? – скептически фыркнул Илья.

– Не, я в такое не верю. Мне другое ближе.

– Какое?

– Я, Илюха, верю, что один человек стареет, а душа, душа-то бессмертная. Кочует из тела в тело, тем и живет, а? – старик с широкой улыбкой оглянулся через плечо.

– Бессмертная – это до поры, до времени. Пока не встретит этого… Как его? Гаюна.

– Кого?

– Лесное чудище. Дед Борис, да вы же мне и рассказывали, что видели на запутанных тропинках следы странные. Вроде медвежьих, только не косолапые. То ли злой дух, то ли оборотень. Гаюн, не помните? Мол, людей в чащу затаскивает и жрет их души.

– Не знаю, Илюх. Запамятовал, видно, – отнекивался старик.

– Да как же забыть такую жуть? Я хоть мальцом был, а запомнил намертво…

– Намертво – это хорошо, – перебил дед Борис и широким жестом раздвинул кусты. – Вот полянка-то. Тут чаги – пруд пруди!

Они вышли на небольшую прогалину, окруженную березами. Прямо посреди нее, среди сочной густой травы, вылезали поганки – ведьмин круг, прямо как в детских сказках. Илья взглянул на него и поежился, будто от внезапного сквозняка, но посмотрел наверх и забыл обо всем. На белоснежных стволах тут и там черно-буро нарастала заветная чага. Тут не то, что на ремонт, на новый дом накопить можно! Он, топча молоденькие колокольчики и мать-и-мачеху, бросился к деревьям, крепко сжимая топорик. Вот как поклеит новые обои, первым делом пригласит деда Бориса в гости. Надо же отблагодарить, угостить от души…

Срубая очередного паразита, Илья вдруг почувствовал, как крепкие сухие ладони схватили его за шею. Топорик выпал из вмиг ослабевшей руки, дед Борис подгреб его резиновым сапогом в свою сторону.

– Что ты, старый… Ополоумел? – хрипел Илья, вырываясь.

Воздуха в легких уже почти не осталось. Он царапал ногтями руки лесника, сдирая кожу до крови, и пытался пяткой тяжелого ботинка ударить старика по колену или хотя бы отдавить ногу, но дед Борис, неразборчиво шипевший проклятия, не поддавался на эти уловки. Они ритмично покачивались вправо и влево, кружились в причудливой пляске смерти. Илья, судорожно пытаясь втянуть воздух, все-таки изловчился и пнул лесника в колено. Тот ухнул, на секунду ослабив железную хватку, и выпустил жертву. Илья развернулся и резко ударил кулаком. Костяшки будто ударились о камень. Дед Борис отпрянул, потирая ушибленную щеку, но когда сборщик чаги нагнулся за топориком, вдруг зарычал по-звериному и матерым волком бросился на него. Оба рухнули в мокрую траву, и драка продолжилась уже на земле. Илья подмял старика под себя и замахнулся, чтобы расквасить оскаленную желтозубую морду, но дед Борис перехватил его руку и рывком перевернулся. Откуда в леснике вдруг взялась такая мощь? Мозолистые пальцы снова сжали горло, уже с новой неведомой силой. Илья открывал рот, как рыба, выброшенная на сушу. Ужас накатил ледяной волной. Что за чертовщина? Почему он, молодой парень, не может совладать с дряхлым стариком?

Обезумевший дед Борис невнятно бормотал то ли проклятия, то ли заклинание, и его блеклые глаза постепенно зеленели. Померещится же такое! Наверное, это от нехватки кислорода…

Илью стремительно покидали силы. Он бешено вращал глазами, в поисках топорика, который так и не успел поднять, или камня, или палки – да хоть какого-нибудь оружия. Но со всех сторон замечал только бледные поганки, окружавшие его голову словно гротескный нимб…

– Привет добытчику! – заготовитель довольно ухмыльнулся и присвистнул, оценивая раздувшийся рюкзак. – Снова в лес ходил?

– Здорово, Ефимыч. Да, сегодня нашел новую поляну – загляденье, а? – потерев руки, Илья стал выкладывать грибы в щелястый ящик.

– Представляешь, а дед Борис куда-то запропастился. Уже неделю в картишки не резались. Я намедни сунулся к нему, изба заперта. Может, уехал в город, к внучке? Он тебе ничего не говорил? – между делом поинтересовался Ефимыч, перебрасывая костяшки на стареньких счетах.

– Вроде не говорил. Да я на той стороне и не рубил. К другому селу пошел, там чаги, оказывается, видимо-невидимо. Буду новые территории захватывать, пока молодой, – широко улыбнулся Илья, и нижнее веко левого глаза резко дернулось.

«Ничего себе, попили чаю. Аж тиком у старика заразился», – подумал Ефимыч, нервно улыбнувшись в ответ. – «И что за прыщ вскочил у него под носом?»

Даниэля разбудило ощущение пристального, направленного взгляда. Приоткрыв один глаз, он обнаружил, что ему не почудилось. В ногах кровати пристроился и бесцеремонно пялился на него худенький встрепанный паренек.

– Барруни, – проворчал проснувшийся, – сколько тебе твердить, что спальня – это личное пространство? Границы которого нарушать неприлично?

– В деревню идет человек, Дан, – услышал он в ответ. – Чужой. Будет через пару часов.

Даниэль выругался. С тоской посмотрел в окно – светать и не начинало. Покосился на сладко спавшую жену. Мэйра словно почувствовала, улыбнулась во сне.

– Отвернись хотя бы, пока я одеваюсь, – сердито бросил он пареньку, нисколько не сомневаясь, что тот и не подумает выполнять его просьбу. Понятия о приличиях у раррхов сильно отличались от тех, которые ему внушали в детстве.

Путь до деревни они проделали рядом. Барруни с трудом приспосабливался к слишком быстрому для него шагу мужчины, но упрямо шагал плечом к плечу. У самого дома паренек посмотрел на Даниэля с тревогой:

– Ты справишься?

– Конечно. Не в первый раз. Ступай, пригляди за остальными.

Тот кивнул и растворился в полумраке. Даниэль распахнул тяжелую, отвратительно скрипучую дверь и вошел. Прищелкнул пальцами, чтобы зажечь свет, и тут же одернул себя: силу применять нельзя, безопасность превыше всего. Он наощупь прошел к столу, нащупал коробок, чиркнул спичкой. Свеча с готовностью подхватила пламя.

Пробежаться по дому заняло несколько минут. Спальня с кое-как заправленной кроватью, ношеная одежда, небрежно брошенная на спинку стула, невычищенный камин в гостиной, кухня с немытой посудой в раковине – все создавало впечатление в меру запущенной холостяцкой берлоги. Время от времени приходилось даже ночевать здесь – чтобы поддерживать иллюзию настоящего жилья. Даниэль относился к этой обременительной обязанности добросовестно, признавая ее необходимость. Сейчас он решительно натаскал воды – по старинке, из колодца во дворе, перемыл тарелки с кружками, затопил печь и поставил на огонь чугунок с крупой. Неизвестно, насколько дотошливым и пронырливым окажется «гость», можно остаться не только без завтрака, но и без обеда.