Мастер Солнца Покрова Пресвятой Богородицы - Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия

– Хочешь знать про молодых голубков? (Поэт кивнул.) Всё будет у них хорошо. (Довольный Юродивый показал пальцем вверх.) Ангелы для моих голубков «Аллилуйя» поют! А-ха-ха-ха.

Поэт, довольный, тоже засмеялся, обнял Юродивого, попрощался с ним.

Под звёздным небом Поэт один шёл домой и молился за Старика. А Юродивый остался стоять на улице и жадно дышал морозным воздухом, смотрел на ночное небо, перекрестился. («Ах, голубки, голубки! Господи, помоги им!») И пошёл храм охранять. Всю дорогу он, счастливый, шёл и молитву шептал: «Господи, помилуй меня… Господи, помилуй меня…»

Вдруг раздался оклик:

– Эй, постой! Юродивый, на, милость возьми!

Юродивый радостно обернулся и увидел в темноте человека с ножом. Нож хищно сверкнул из темноты, проткнул дублёнку и застрял между рёбер Юродивого, но Юродивый не упал, а со всей силы огромным своим кулаком ударил человека в морду. Нож зазвенел по асфальту. Второй удар кулаком – и нападающий пал навзничь.

Юродивый в шоке посмотрел на рану и крикнул крови:

– Тьфу, демоны! Тьфу! Меня, Юродивого, хотели убить?

А тем временем Серый уже подобрал нож, вскочил и снова со всей силы ударил ножом. Юродивый упал. И Серый, с окровавленным, разбитым, но счастливым лицом, закричал:

– А-а-а! Фулл- хаус! А-ха-ха-ха! Первый пошёл!

Когда Юродивый очнулся, то рядом никого не было, только ящик пустой и без денег. Было больно. Юродивый лежал на снегу и упрямо шептал:

– Господи, буди силы мне… Не дай бесам победы и радости, дай ещё чуть мне пожить. Отче Боже я докажу Тебе, что достоин Тебя. И я двери открою к Тебе…

Молитвы к Богу шептал, и силы вернулись. А он упрямый, с трудом и с дикой болью в боку, Юродивый встал и ухмыльнулся всем бесам на зло, сунул в рот снег, пожевал – проглотил, расстегнул дублёнку и, морщась, сунул руку под рубашку. Когда вынул руку, а на ладони была тёмная липкая кровь, посмотрел удивлённо на кровь и зло ухмыльнулся.

– Ха-ха!… Почему, то хочется курить.

Юродивый вытер ладонь с кровью об снег, зачерпнул куски колючего льда полную ладонь, засунул их под рубашку и прижал к ранам покрепче, и направился к Храму. В полной темноте по скрипучему снегу и по привычной дороге, дыша морозом, шёл усталый человек в Храм, чуть шатаясь и бок прижимая. Вот Юродивый дошёл до дверей Храма, а между пальцами сочилась липкая кровь. Чуть постоял, держась за бок, повернулся к городу, прислонился спиною к дверям, взглянул на ночной город, вздохнул мороза и, улыбаясь и морщась от боли, поклонился городу со словами:

– Вы все чада мои, и пусть Господь простит все ваши грехи (перекрестил город). И я вас прощаю! Всех, кроме Иуды с ножом! Увижу – оторву руки, а нож ему в жопу воткну! Иуда же! Шакал!

Юродивый, с лохматой головой без шапки, медленно повернулся к дверям, долго не мог попасть в личину замка, но всё-таки открыл ключом двери и вошёл в храм. В полумраке скинул на пол дублёнку, посмотрел на руку, полную крови, и засмеялся:

– А-ха-ха-ха. Эх, Юродивого хотел убить? Да Бог не даёт?

Взглянул на рёбра – двойная резаная большая рана. Зажал крепче её ладонью, а другой рукой (и тоже окровавленной) зажёг свечу, и со свечой пошёл по церкви с обходом. Кровь текла вниз по руке, а Юродивый не замечал этого, он говорил со Святыми:

– Здравствуй, Сергий! Здравствуй, Серафим, Николай. Здравствуй, Ксения. Здравствуй, Царица Небесная! (Перед иконостасом пал на колени.) Здравствуй, Боже! Я жив – слава Тебе! (И поклонился.) Слава!

Шатаясь, пошёл к свечной лавке и позвонил Хирургу:

– Хирург, меня опять порезали, приходи зашивать.

– Ты где?

– Я здесь, в храм приходи.

– Вызову скорую!

– Нет-нет! Я из храма никуда не пойду, меня Бог здесь сбережёт!

– Помрёшь?

– А? Нет! Я в доме господнем, дождусь тебя, не помру, я здесь бессмертный, а-ха-ха-ха (и бросил трубку). Боже, Ты где?

Юродивый дошёл со свечой до распятия, опустился перед ним на колени и простонал: «Ух, а больно-то как!» Опёрся снизу рукой о крест, склонив голову и держа руку на ране, он истово захрипел и молился:

– Восстань, Господь! Ты ушёл, но обещал мне вернуться! Христо Боже – время пришло! Восстань, Господь! Восстань же, прошу! Да и расточатца враги Твои! Как исчезает дым, так исчезнут все беси и черти вокруг меня! Ей же, Ангелы! Ей! Будите волхвов! Рождество уже близко! Восстань, встань, Господь, во славе своей! И все воины, Архангелы и Святые, с Тобою восстанут, и бесчисленные легионы Ангелов на белых конях с огнём и мечами в окружении Тебя Славу поют! Слава! Восстань и повержи всех бесов, врагов, упырей! Прикажи Ангелам брось в огонь серых иуд и козлов. Боже брось их в огонь! Бей их! Руби шакалов вонючих! Души упырей! Хватит ждать! Время жатвы пришло! Эй, Ангелы! Ангелы, будите волхвов! И дайте мне меч! Зарежу иуду-шакала! Убью я его на Страшном суде! Хэйя, Архангелы божии трубите Пришествие нашего Господа! Хэй! Хэй! Асса! Воины-Ангелы на белых конях, во славу войдите! Труби поход! Архангел святой, труби, Гавриил! Святой Суд объявляй Михаил! Хей-йя! (И протянул руку от раны в крови) И дайте мой меч! Меч мне-е-е быстрее! Кх-кх-кх… (Юродивый закашлялся.) М-м-м, а больно-то как, Господи! Ангелы будите волхвов…

Кровь от раны сильнее пошла и, морщась сильно от боли, схватился за рану, его шатало всего. Послышались удары по двери, и дверь открылась – пришёл Хирург:

– Юродивый, ты где, брат?

– Здесь я! Сижу, на полу.

– Эге! Кто порезал тебя?

Юродивый отнял руку от раны, показал всю руку в крови и вытер кровь об себя, и зло улыбнулся:

– Кто? А-ха-ха-ха! Не знаю. Трёх дней не проживёт! То иуда-шакал. Бог накажет его! А я удавлю – вот этой кровавой рукой!

Хирург надел на лоб зеркальную лампу:

– Вставай, показывай, где.

– Подохнет иуда! Подохнет!

– Вставай же.

– Сил нету.

– Тогда на пол ложись, эхе-хе, раненый воин.

Хирург уложил Юродивого на бок на полу на дублёнку его, разрезал и выдернул из-под него кровавую рубашку, достал бутылку водки и глотнул два глотка, поморщился, кивнул, и водкой раны промыл.

– А-а-ам… Подохнет иуда… Господи Боже!

– Помолчи ты! Юродивый, каждый год тебя зашиваю, то голову, а то руки, то спину, а теперь бок. Весь в шрамах!

– Что ты там шепчешь? Хирург?

– Собака была у тебя?

– Собака? Конечно!

– И звали её Малавита.

– Что?

– Раны, и обе в левом боку вдоль рёбер пошли, а не внутрь, то хорошо. Это, скажем, замечательно! Это же чудо! Красивая рана, сейчас мы зашьём. А дублёнка спасла тебя, смягчила удар.

– Это Бог меня спас!

– Ага, и я тоже. Лежи спокойно, разбойник, не двигайся. Будет больно.

– Зашивай же быстрей! Кровищи полно!

Хирург надел резиновые перчатки, любовно разложил инструменты на полотенце, включил свет на лбу, засунул в раны дренаж, аккуратно зашил раны и наложил повязку, сделал укол антибиотика, собрал инструменты и ушёл домой спать. Юродивый для успокоения с большим трудом, но смазал раны и повязку освящённой живичной мазью Николая Угодника, а затем для верности перекрестил раны рукой, удовлетворённо улыбнулся, зло сощурив глаза, и продолжил молиться: