Дж. Конрат - Девятый круг

– Так кто он, этот Л. К.? – спросил меня Том. Видимо, Херб его в это не посвятил.

– Мы думаем, это Лютер Кайт, – сказала я.

Том мрачно кивнул. О моем опыте общения с Кайтом было известно всем. Я давала показания в расследовании убийства одной из его жертв. Как раз тогда я таскалась со сломанной ногой. Нога срослась, но то, что мне довелось тогда видеть… Скажем так: лучше сломать себе обе ноги, чем вновь лицезреть что-либо подобное.

Фину невдомек, какие меня на самом деле посещали кошмары. Пускай я не попала к психотерапевтам, но ночные лазания по Интернету укрепили мое подозрение, что во мне поселились множественные симптомы посттравматического стрессового расстройства. Как раз ими я собиралась заняться после того, как рожу, а Кайт сгинет с моего горизонта. Ну а до этих пор оставалось находиться в привычном разладе со сном к большой радости моей гипертонии.

– Я чем больше думаю, – сказал Том, потирая подбородок, – тем больше просматриваю некую связь между Лютером Кайтом и этим Эндрю Томасом.

– Связь? Какую же?

– Я много читаю, ищу в Википедии. Несколько месяцев назад я зашел на страницу Томаса, после того как прочел его книгу « Пассажир ». И вот какое сделал наблюдение: существуют определенные места давних нераскрытых преступлений, на которых в одно и то же время оказывались Томас и Кайт. И которые затем оказывались пищей для многих необузданных теорий Томаса, выложенных на его странице.

С мешком для трупа пришли парамедики и, упаковав, унесли Джессику.

Находиться здесь мне больше не было смысла. Я ведь теперь не штатный сотрудник.

Зато теперь можно было исследовать связь между Кайтом и Томасом. Удивительно, но на Кайта, этого отъявленного злыдня, не имелось четкого досье. Разыскивался он лишь по подозрению в ряде преступлений, и в полиции Чикаго лежал ордер на его арест. Вместе с тем известно о нем было крайне мало.

Я думала послать Фину эсэмэску о том, что уже иду к нему, но рука неожиданно отказалась повиноваться. Уставившись на нее как на чужую, я беспомощно ее встряхнула; и тут мне вдруг показалось, что все это происходит не наяву, а в каком-то сне, от которого я вот-вот очнусь. Но вопреки этому ощущению, все вокруг меня мельчало, теряя размеры, словно бы сознание падало в какую-то мерклую бездну.

А затем все исчезло.

– Так как тебя зовут?

– Патриция.

– А дальше?

– Райд.

– Можно я буду звать тебя Пэт?

– М-м… да. Вы меня отпускаете?

– Я собираюсь подвергнуть тебя дознанию, Пэт.

– Ох. Извините.

– Ничего. Пэт, ты считаешь себя совершенной? Безгрешной?

– Нет. Вовсе нет.

– Ты страшишься, Пэт?

– Да.

– Это хорошо. Страх передо мной – начало мудрости. Я собираюсь задать тебе несколько вопросов. И хочу, чтобы ты отвечала честно, со всей откровенностью. Я так понимаю, ты слышала вопли там, в соседней комнате?

Он кивает на бетонную стену.

– Да.

– Тот господин считал, что его частные грехи не мое дело. И вынудил меня поднять на него руку. Это же я не прочь проделать и с тобой, Пэт.

– Не надо.

– Тогда ты должна мне сказать… Что из содеянного тобой самое, самое худшее? Я имею в виду твой самый темный, самый потаенный грех.

– Я не знаю.

– Даю тебе секунду подумать.

Он наблюдает, как ее брови и глаза взметаются к голой лампочке под потолком.

– Я не хочу говорить.

С металлического стола он поднимает «Гарпию», медленно открывает. Обычно одного вида хищно изогнутого лезвия оказывается достаточно. Глаза у Пэт расширяются.

– Мой муж…

– Что?

– Я изменила ему.

– Один раз или…

– Несколько… Много раз.

– Он узнал?

Патриция трясет головой, и по ней видно, что она говорит правду. Значит, нерв задет, поскольку ее глаза начинают заполняться слезами.

– В прошлом году он умер, – снижает она голос до шепота.

– Внезапно?

– Да.

– Значит, тебе так и не представилось возможности очиститься?

– Это меня убивает. Ест поедом. Каждый божий день.

– Но может, оно и к лучшему, что он умер в неведении? Умер с верой, что ты верная, искренняя жена?

– Не знаю. Он был мне другом. Я делилась с ним всем, что у меня было.

Лютер тянется через стол и трогает ее рукой.

– Спасибо, Пэт. Душевно тебя благодарю.

– У нее преэклампсия, – сказал кто-то.

Голос показался знакомым. Я открыла глаза, но вместо дома и кровати увидела себя привязанной к каталке в «Скорой». За руку меня держал Фин.

– Ничего подобного.

Женщина. Парамедик. Щекастая, с суровым лицом.

– Это спазм. Но не пре эклампсия, а самая настоящая эклампсия, в разгаре. Почему у этой женщины не постельный режим?

– Эта женщина вас слышит, – сказала я, но язык оказался до странности шершавым, и вышло размазано, как у пьяной.

«Бип-бип-бип-бип», – тревожно зачастил датчик, прикрепленный, как оказалось, к моему непомерному, голому, раздутому животу.

– Кардиограмма нормальная, – сказала врач. – Плод не потревожен. Но вам надо быть дома, в постели. С вами разговаривали насчет сохранения?

Я попробовала сесть, но ремни на плечах мне этого не дали. Было видно, как в задние двери «Скорой» на меня таращатся Херб, Том и Макглэйд, каждый неодобрительно на свой манер. Хотя у Макглэйда вид скорее похмельный.

– Вообще-то, мне по делам, – зашевелилась я. – Вы меня выпустите?

– Не по делам вам надо, а в клинику под наблюдение. Ваш муж сказал…

Я метнула в Фина взгляд.

– Он мне не муж. Расстегните меня.

Врач не пошевелилась.

– Послушайте, – сказала я. – Я обещаю, что прямо сейчас поеду домой и лягу. Об эклампсии мне известно все. Ее не вылечить ничем, кроме родов. А мне до этого срока еще три недели. Поэтому ехать в больницу мне нет никакой необходимости. Со мной все хорошо.

– Как раз ничего хорошего, – сказала врач. – При следующем спазме вы можете вообще не очнуться. Вы понимаете, о чем я? Если вам все известно об эклампсии, то вы должны быть знакомы и с таким термином, как полиорганная недостаточность. И вы, и ваш ребенок в серьезной опасности. Вам нужно в больницу.

– Это мой выбор, – сказала я, – а не ваш. И не его, – кивнула я на Фина.

Тут я заметила, что в руку мне вживлена капельница.

– Это еще что?

– Магнезия. От спазмов.

– Меня от нее тошнит.

– Тошнит вас не от нее, а от токсикоза. Вы сейчас просто фабрика по выработке ядов. Пока у вас не пройдут роды…