Лев Пучков - Дикая степь

— Чмо! — прокомментировал ситуацию Бо. — За такие вещи надо опускать на месте…

Метис гадко ухмыльнулся в сторону монахов, повел стволом и коротко распорядился, ткнув пальцем в землю.

Старшина подтвердил команду: монахи послушно распростерлись ниц и положили руки на затылки. Старшина опустился на колени, собираясь присоединиться к меньшим коллегам, но метис имел на этот счет иное мнение: уткнув ствол карабина под подбородок своей жертве, он вновь внятно задал вопрос.

Священнослужитель баловать супостата разнообразием не стал — отрицательно помотал головой и что-то произнес, обратив взор к небу. Клацнув затвором, метис вставил ствол карабина главному монаху в рот и принялся медленно считать — по-русски. Старшина бестрепетно сложил руки перед грудью и зажмурился, всем своим видом выражая покорность суровой судьбе.

Досчитав до десяти, метис вынул ствол изо рта жертвы, огорченно покрутил головой и сильно ударил прикладом карабина старшину промеж лопаток. Тот молча упал на четвереньки, проявляя редкостное терпение: в моей прошлой жизни мне порой перепадало в таком вот ракурсе — уверяю вас, на что я парень крепкий, и то после такого гостинца непременно заорал бы благим матом!

Метис пожал плечами и, нехорошо перекосив лицо, направился к травмированному мною вчера монашку, который все это время лежал в тени небольшого деревца. Приставив ствол карабина к голове раненого, обладатель панамы обернулся к неприступному старшине и задал успевший уже всем надоесть вопрос: за последние пять минут я даже запомнил, как это произносится. Старшина отрицательно помотал головой. Гангстер в панаме немигающе уставился на раненого и на несколько мгновений призадумался…

— Это неправильно, — прошептал я. — Ой как неправильно!

— Угу, — согласился Бо. — Плохо стоят. И — далеко. Пока вскочим, добежим — в пять смычков дуршлаг сделают.

— Да при чем здесь — “стоят”! — возмутился я. — Старшина их неправильно себя ведет. Угробит же мальчишку! Если б с тобой так — я бы не задумываясь сдал бы хоть десяток всяких посвященных. Тем более ему все равно скоро помирать. Если уже не по…

“Ту-дух!!!” — раскатисто шарахнул выстрел. Череп несчастного монашка, пыхнув в небо жарким парком, брызнул во все стороны ошметьями кровавой каши. Однако, разрывными бьет!

— Урод! — выдохнул я, непроизвольно подбираясь для прыжка.

— Стоять! — зашипел Бо, уловив мой порыв. — Рано! А пятерых монахов, лежавших на дне балки, удержать в то мгновение было затруднительно. Разом вскочив, они издали какое-то подобие боевого клича и бросились к супостатам, скрючив перед собой руки, готовые безжалостно впиться во вражьи глотки.

“Ту-дух! Ту-дух! Ту-дух!” — слаженно забухали карабины троих “краеведов”, уродуя разрывными пулями взметнувшиеся в бессмысленной атаке жилистые тела. Создавалось такое впечатление, что “краеведы” с самого начала ждали этого момента, что готовы были к такому раскладу…

Через несколько секунд все было кончено. Обильно забрызганные монашьи накидки, завалившиеся вперехлест друг на друга, слабо шевелящиеся тела, чей-то пузырящийся предсмертный хрип на фоне прянувшего в небо испуганной птицей эха выстрелов…

И, казалось, уже навсегда забытый, до боли знакомый запах, господствующий надо всей этой мерзостью: острая смесь пороха и крови, ни с чем не сравнимый фимиам ближнего боя, в котором тебе повезло остаться в живых…

Трое спустились со склона и несколько нервозно организовали контроль в головы: видать, не часто случается у них такое, хлопчики заметно взбудоражены.

Метис меж тем лениво мордовал ногами монашьего старшину — тот в момент общего штурма тоже предпринял какие-то телодвижения, не желая бросать своих питомцев на произвол судьбы.

Я лежал, ощущая, как за ухом возится какой-то вредный букаш, и тихонько плавился от ненависти и страха. Несмотря на то что минут двадцать назад собирался задать монахам за вчерашние галлюциногенные штучки, сейчас я испытывал острое желание как можно скорее удавить всех этих камуфляжных уродов, пока есть преимущество внезапного нападения.

Ощущения — как у нормального юного натуралиста, совсем рядом с которым откуда ни возьмись оказалась вдруг большая ядовитая змея, спешащая куда-то по своим делам и пока что этого натуралиста не успевшая обнаружить. Страшно, опасно, омерзительно — и есть реальный шанс разобраться с источником всех этих ощущений. Только руку протяни…

— Ну что — все кончилось? — еле слышно прошипеля севшим от ярости голосом. — Теперь мы можем уходить, да?

— Рано, — невозмутимо процедил Бо. — Щас они соберутся до кучи. Тогда и пойдем.

Трое, разобравшись с монахами, двинулись к возившемуся со старшиной командиру — часовой так и остался стоять наверху, у джипа, только башкой стал крутить более активно, словно опасался, что сейчас кто-нибудь примчится из-за горизонта и надерет всем подряд задницу.

Обступив корчившегося на земле старшину, вороги коротенько посовещались и занялись делом: кто-то принялся рвать с избитого одежду, кто-то взялся выламывать из кустов сухие ветки и складывать костерок.

— Часовой, — тревожно шепотнул я. — А?

— Ага, — откликнулся Бо. — Это усложняет…

От нас до джипа, стоящего на самом верху склона, было метров пятнадцать. Снизу вверх — очень неудобно. Пока вскочишь, пока добежишь — как минимум пару раз успеет выстрелить. Судя по тому, как держит оружие, стрелять обучен не хуже соратников, только что порезвившихся внизу.

— Мобила, — озарился вдруг Бо. — С собой?

— Не понял? — переспросил я. Мобильный у меня, конечно, с собой — я человек деловой, приходится таскать, даже идучи на свадьбу не сообразил выложить. Бо тоже деловой человек, но мобильный телефон, как и пейджер, игнорирует начисто: у него для этого двое шустрых пареньков приспособлены — трубконосы. Конечно, смотрится солиднее, когда к тебе обращается почтительно из-за плеча крепенький мальчишка и сообщает: звонит такой-то, что передать? Но я открою вам маленький секрет: если у меня язык что помело и я с ходу могу в сносной речитативной форме обмусолить любой вопрос с человеком любого ранга, то мудрый Бо… слегка косноязычен, страшно груб и любит поспать. Попробуй разбуди его кто в неурочный час — обхамит ведь, не спросив, как звали! А общаться зачастую приходится с товарищами, которые шутки юмора понимают слабо и чужого хамства на дух не переносят. Потом приходится разбираться с ними, урегулировать эти неурядицы — примеры место имеют. Передаточное звено в виде трубконоса очень удобно: всегда есть время обдумать ситуацию или просто отказаться от общения, сославшись на свое отсутствие…