Адам Малейк - Хамелеон

Хьюги легонько толкнула Алекса. Она решила, что он уснул и ему привиделся кошмар. Он огляделся и понял, что они приехали. Все вышли из машины, и перед ним предстал поистине благородный вид: красивая чистая улица, частные идеальные дома с ухоженными газонами, дети, перегородившие проезд игрой в футбол, – олицетворение американской мечты. Остальные уже прошли в дом. Хьюги пошла вслед за ними и потянула Алекса в дом, но тот стоял как вкопанный. Обернувшись, она увидела, что он смотрит на играющих детей. Она несколько раз позвала его, но он не сдвинулся с места, пока один из ребятишек на воротах не обратил на них внимание. Алекс накинул капюшон толстовки и поспешил в дом, пока мальчик с выпученными глазами смотрел ему вслед, пропуская гол за голом.

Они сделали все, чтобы придать дому уют, и здесь явно недавно прибрались – это первое, что пришло Алексу в голову при виде гостиной, залитой лучами заходящего солнца. Но нечто тревожное, нечто неестественное, что-то, что он пока сам не мог понять, тихо угнетало его в этой обстановке. Он включил свет и закрыл все ставни, пока остальные возились на кухне. На книжной полке обнаружились несколько справочников по медицине, собрание пьес Шекспира и с десяток мировых бестселлеров. На каминной полке одиноко красовалась фотография счастливых молодоженов в серебряной рамке. Алекс провел ладонью по полке и не обнаружил на ней пыли, а на стенах висело, по его мнению, слишком мало фотографий или картин для такого большого пространства, что навевало чувство пустоты и одиночества.

От размышлений его отвлекла Хьюги, позвав на кухню неестественно радостным голосом. Там его ждали хлопушки, поздравления и кремовый торт с надписью: «Добро пожаловать домой». Алекс против воли улыбнулся и тут же пожалел об этом: боль пронзила места, где швы пересекали губы, и он невольно схватился за них. Хьюги и Алиса хотели подбежать к нему, но Алекс остановил их, вытянув руку, затем, стиснув зубы, мягко улыбнулся, ровно настолько, насколько мог стерпеть. По их лицам он понял, что вышло нечто наподобие ободряющей улыбки.

– Когда вы успели, ребят? – спросил он страдальческим голосом с наигранной радостью.

Карвин дружески хлопнул Алекса по плечу, да так сильно, что тому опять пришлось стиснуть зубы.

– Мы заскочили в кондитерскую, пока ты сидел с видом покойника. Я же говорил, что он спит, – обратился он к остальным. – Ты как, приятель? Ты что-то побледнел.

– Все в порядке, просто давление.

– Уверен? – Видимо, поняв, в чем дело, он виновато убрал руку за спину.

– Да, да. Давайте займемся тортом. Мне жуть как не хватает глюкозы.

Все посмеялись над этим суррогатом шутки. Даже Эспен, мрачный, как туча, позволил себе ухмыльнуться.

Они пили чай, закусывали тортом и рассказывали веселые истории из жизни, которые все как одна начиналась со слов: «А помнишь?», а он мотал головой и отвечал: «Нет, рассказывай». Они с дюжину раз поперхнулись, потому что каждый поджидал своего удобного момента, чтобы рассмешить других, и они каждый раз велись на это, как дети. Алиса рассказывала, как они проказничали в детстве, Эспен травил байки про их пьяные выходки во времена учебы в колледже, Карвин хвастался успехами в своем магазине смокингов и вспоминал романтичные моменты с Алисой, а Хьюги говорила о нем – об Алексе. О том, каким человеком он был, о том, за что его полюбила, искренне, с нежностью. И когда она закончила, он поцеловал ее, при этом ничем не выдав адскую боль, пробежавшую по телу.

Стэрон просматривал карту пациента и недовольно цокал себе под нос, как часто делал, когда читал заключение об операции, которую провел другой врач. Будь он азартен, сделал бы ставку на то, что пациент пролежит у них еще неделю-две, хотя, проведи операцию Стэрон, беднягу, вполне возможно, выписали бы уже сегодня. Но ставить под сомнение опыт и навыки заведующего хирургическим отделением, на чье место он и претендовал, было бы глупо, учитывая, что эта возможность представится ему уже в следующем году, если Стэрон, как говорит его жена, «не будет тешить свое эго и подумает десять раз, прежде чем что-то сделать или сказать».

Стэрон положил карту на место и с удивлением взглянул на часы: его смена заканчивалась через десять минут. Он накинул куртку поверх халата, взял себе кофе из автомата и вышел через черный ход больницы в тихий прохладный вечер. Опершись о перила лестницы, он взглянул в звездное небо и отпил горячего капучино. Затем достал телефон, перечитал эсэмэску от жены, в которой она спрашивала, что приготовить на ужин, и подумал, что давно не дарил ей цветы. «Надо будет купить по пути домой».

– Доктор Стэрон? – От неожиданности он чуть не выронил телефон и кофе: перед ним стоял человек в деловом сером костюме с аккуратной короткой стрижкой и холодной вежливой улыбкой. Видимо, он не заметил, как тот к нему подошел.

– Да. С кем имею честь? – осторожно спросил он, вглядываясь в острые черты лица.

– Мартин Дуглас, агент ФБР. – Правой он пожал Стэрону руку, а левой показал удостоверение с тремя грозными буквами.

– Простите, ФБР? Здесь?

– Да. И у меня к вам несколько вопросов, если вы не против.

– Касательно…? – спросил он с немалой долей скепсиса.

– Вашего пациента.

Стэрон кивнул, затем вновь задержал взгляд на его лице – агент, не моргая, смотрел на него без тени эмоций.

– Можно снова посмотреть на ваше удостоверение?

– Конечно. – Он с улыбкой достал и протянул доктору маленькую корочку со своей фотографией. Убедившись в подлинности, Стэрон отдал документ обратно агенту.

– Что вас интересует, Мартин?

– Медицинское заключение профессионального хирурга и по совместительству психиатра относительно его пациента Алекса Дорвина, – сказал он, даже не пытаясь скрыть лесть.

Стэрон холодно кивнул.

– Алекса Дорвина сегодня выписали.

– Да, днем. Я хотел с ним поговорить, но меня остановила охрана: якобы указ его лечащего врача. Как истинный джентльмен, я решил не настаивать – на то наверняка были веские причины.

Лампочка над козырьком тускло заморгала. В коробку из кирпичных строений пробрался сквозняк и мигом развеял столб пара, поднявшийся от остывающего кофе в руках Стэрона.

– Алекс Дорвин пребывал в тревожном состоянии после пробуждения. После того ада, что он пережил, у меня были все основания для опасений насчет его психического здоровья. Я рекомендовал ему избегать стресса и беспокойств и посчитал, что ваш допрос может дурно на нем сказаться.

Мартин, поджав губы, искоса взглянул на него.

– Емко, логично, аргументировано. Вы, видимо, много думали над этой ситуацией. Предполагали нашу встречу?

– Это забота о пациенте. Вы никогда не встречали хороших врачей, которые любят свое дело?