Мария Дит - Ты здесь чужой

– Если будешь мне платить, я буду тебе стучать, – наконец, изрекла она.

Мне же от нее ничего не требовалось, кроме помощи в обыске канализации, однако я кивнул одобрительно и вкратце описал, какую штучку следует найти для начала. На испитом лице бродяжки отразилась мучительная умственная работа. Потом она рассмеялась, обнажив все еще красивые и ровные зубы.

– Если ты, красавец, уронил это в дыру, то нужно искать в клоаке, а бичи могут задешево пошарить в дерьме. В канале, в самом узком месте у них сеть. Каждую ночь ее трясут, потом сортируют… Но если штучка была интересная, она уже у старьевщиков.

– Давай, давай, шевелись, – приказала Ани.

Мы спустились в коллектор через мало заметный люк в тупике и размеренно зашагали друг за другом. Коллектор был высокий, три-четыре метра и квадратный в сечении. Посередине – русло, возле стен – узкие «тропинки». Поток воды был неглубокий, но судя по мусору на прутьях лестницы, он иногда поднимался до потолка. Полутьма убаюкивала. Я светил фонарем и рассматривал сзади фигурку Ани. Она прекратила понукать меня и вместо этого заиграла на замызганной и потертой губной гармошке. Монотонные звуки, монотонное движение, монотонный шум воды.

Так мы шли довольно долго. Тот, кто нам нужен, дал о себе знать миганием фонаря. Ани предупредила, что его зовут Старьевщик. У Старьевщика оказался цепкий взгляд и испитое лицо без возраста. Он сидел на выступе старой кладки и вертел в пальцах монету. Судя по солидным размерам – антикварную. Монета крутилась по довольно причудливой траектории, зрелище такой ловкости заворожило даже меня так, что я трудом отвел взгляд.

– Говори, но покороче, – предупредил Старьевщик на элами, но с протяжным акцентом незнакомого мне языка.

– Необходима одна вещь.

– Какая?

– Кольцо.

– Мне нужно знать цвет, размер и материал. Вас, думаю, интересуют платина или золото? Конечно, то, что попало в отстойник, пойдет дешевле, чем новое, но, может быть, я захочу иметь надбавку за срочность. Заказывай, мы достанем хоть что, особенно если искать на поверхности, на свалке твердых отходов.

– Мне необходимо не кольцо вообще, а конкретное кольцо, которое я несколько дней назад уронил в водосток в районе улицы Тенцинга.

– Обручальное что ли? Памятное? Фамильное?

– Да.

Старьевщик захохотал, показав воспаленные красные десны.

– Ерунда, – объяснил он, отсмеявшись. – Ты видел поток воды? Сколько раз с тех пор шел дождь? Его никогда уже не найти. Такое невозможно.

Ани, втравившая меня в безнадежную затею, съежилась, будто опасается разжиться пощечиной.

– Ну, он сильно просил… так что я… – неопределенно буркнула она, потрогала свою щеку пальцем и кивнула с мою сторону.

Старьевщик уперся в мои зрачки взглядом. Я легко читал его ощущения – глухое недоверие, своеобразное презрение к дилетанту, немного алчности и сильная усталость организма, в котором день за днем, но неотвратимо нарастает распад. Через некоторое время Старьевщик отвел глаза и вытер веки тыльной стороной кулака.

– Черт! Если есть желание, можешь купить себе вещь из моей личной коллекции. Имеется хорошо сохранившаяся техника старых моделей.

– Не надо.

– Зря. Она редкая. Через двадцать лет будет стоить кучу денег.

…У меня был никудышный прогноз насчет моей выживаемости через двадцать лет…

– Не хочешь, ладно…

Старьевщик потерял ко мне интерес и сделал вид, будто изучает свод и изъеденные сыростью стены. Следовало дать ему немного денег «за беспокойство» и ретироваться. Я так и поступил.

– Ну, извини, – пробормотала Ани, когда мы уже топали вдвоем прочь.

Она опять заиграла на гармошке, оглашая подземелье мелодией своего, возможно, сочинения.

– Хочешь, покажу тебе кое-что? – через долгое время предложила она.

Я уже по горло насытился сюрпризами, но возвращаться в пустую комнату и предаваться отчаянию не хотелось.

– Ладно, пошли.

Уже на поверхности, в каком-то местными богами забытом закоулке, она приоткрыла малозаметный люк.

– Давай туда! Сначала вниз, потом вперед. И держись как следует, а то кости переломаешь.

…Кабельный лаз оказался узким и низким, я мог перемещаться внутри, только согнувшись в три погибели.

– Тут довольно далеко, – беспечно объяснила мне девушка.

– Ты давно этим занимаешься?

– Чем?

– Спускаешься в катакомбы.

– Я это делала еще тогда, когда жила с родителями, а потом перестала, потому что Джек мне запрещал.

Я уже понял, что она говорит о человеке, причиной смерти которого послужил я.

– Джек меня колотил, – добавила Ани, – поэтому я послушалась. Он говорил, что это не приносит денег.

– Теперь, когда Джек умер, почему бы тебе не вернуться к родителям?

– Ты думаешь, я им очень нужна?

– А разве нет?

– Нет.

Ани умолкла и ее спина в заношенной куртке каким-то невероятным образом изобразила обиду.

– Ты вообще странный, – объяснила она немного погодя. – Не как нормальный человек.

– Почему?

– Ну, есть такие как я, или Джек, или старьевщик. И мы с одной стороны. А ты с другой. И между нами стекло – толстое-претолстое. И ты сквозь него смотришь, вежливый такой и высокомерный, и все, что не с твоей стороны стекла, тебе ведь по фиг.

Ее гипертрофированная обидчивость меня развеселила, несмотря не негодное настроение.

– Вот и сейчас, – объяснила Ани. – Ты даже засмеяться по-настоящему не хочешь.

– Я не собираюсь над тобой смеяться.

– Ладно, не ври.

Низкий лаз уже почти кончился, в конце него оказалась решетка. Здесь пахло пылью и резиной, эта странная пыль с резиновым привкусом неприятно скрипела на зубах. Я посмотрел сквозь толстую решетку вперед и вниз и сначала ничего не разглядел, кроме темного пространства и редких, колющих глаза огней. Потом я понял, что это тоннель. Ани придвинулась ближе и зашептала мне прямо на ухо, смешно щекоча его на этот раз более-менее чистыми волосами:

– Та часть метро, где никого не бывает. Закрытая ветка для всяких шишек. Она почти всегда пустая, но охрана тут есть – и датчики, и люди. Ой, смотри.

Сначала раздался грохот, потом появился яркий свет. Поезд, очень короткий, всего из двух вагонов, проехал мимо, сильно замедлив ход. Скорость была такой низкой, что я видел лица людей в роскошном вагоне. Я смотрел вслед, пока огни не погасли. Ани прижалась ко мне в темноте, но не чувственно, а по-товарищески. При таком тесном контакте я ощутил течение ее мыслей, и, как ни странно, в них преобладала музыка. Музыка показалась такой реальной, что я слегка опешил.

– Часто здесь так?

– Поезда очень редко. Кто-то приехал со стороны.

Я видел приезжего и узнал его лицо по фотографии. Макото Акэти собственной персоной. Мои попытки застать этого человека в Эламе всегда кончались неудачей. Он не имел здешнего гражданства, поэтому не попадал в систему электронного учета. Он не был официальным политиком, поэтому не подчинялся протоколам и редко показывался перед телекамерами. Но Акэти был богат и влиятелен этом в мире, где люди поклоняются деньгам.