Мария Дит - Ты здесь чужой

– Я же сказал, что вы станете монополистом.

– Допустим, но что мы можем получить извне? Ресурсы?

– Знания – тот же ресурс.

– Только если они приносят практическую пользу. Вы, полагаю, понимаете – как только я впутаюсь в вашу авантюру, мои личные риски возрастут. Придется поставить на кон репутацию, финансы, возможно, жизнь. Ради какой выгоды?

…Акэти был насквозь прагматик, здоровый человек в расцвете сил, с личным состоянием, которое (если оставить в стороне несовместимость ценностей) вполне сравнимо с казной Кэйтианской короны. Он был очень умен и не подвержен патологическим формам тщеславия.

– Можно мне подержать это фото? – осторожно спросил я.

– Которое?

– Вон то, в рамке, у вас на столе.

– Просьба наглая, впрочем, ладно, подержите.

…Это был портрет молодой женщины в альпинистской куртке, но с непокрытой головой. Волосы платинового оттенка. Тонкое, сильно загоревшее лицо, изумительный прозрачный взгляд, в котором заметное только мне мерцающее предчувствие боли.

– Это ваша жена?

– Моя невеста, Стэйси. Погибла два года назад. Тело искали долго и то, что нашли потом, оказалось мало похожим на этот портрет.

– Очень жаль. Как это случилось?

– Профессия спасателя. Я хотел и настаивал, чтобы Стэйси бросила эту работу. Помешала ложно понятая гордость. Теперь уже поздно. Исправить можно все, кроме смерти.

– Если вы мне поможете, я вернусь в Кэйто, о повторю переход между мирами и приду к вам не сегодня, а два года назад. Вы успеете вмешаться и спасти свою невесту.

Акэти замолчал, рассматривая пространство за окном, его зрачки сфокусировались на мерцающем фонаре, на оцепеневших скулах плясали отблески света. Потом он покачал головой, уже без иронии и цинизма, но и без отчаяния.

– Нет.

– Почему?

– Не хочу.

– Говорят, в душе вы холодны как лед.

– Возможно. Кстати, мне интересно, о чем торговались ваши предшественники?

– А они были?

– Вполне возможно, что и были. История рода Акэти сохранила предания… о личных демонах. Теперь природа этих демонов стала для меня более понятна. Не спорю, то, что вы предлагаете, заманчиво, но… я вам не верю.

– Правдивость проверяема и я не стану возражать…

– Мое неверие – более общего характера и не сводится к подозрениям в примитивном вранье. Хорошо, вы исполните обещанное – что изменится для ныне существующего меня? Откроется дверь и войдет женщина, тело которой я похоронил два года назад? Два года – большой срок, и все, что произошло за это время, уже не изменить.

Мысли Акэти оставались для меня непроницаемы, а в его словах я чувствовал нечто гипнотическое.

– Вы не читали древнюю повесть «Пионовый фонарь»? – внезапно спросил он

– Нет.

– Прочитайте на досуге. Это сказка о влюбленном привидении, и довольно отвратительная. Я не хочу ее воплощения, даже будь такое возможно. Кроме того, не считаю возможным ставить под удар свое дело, свою компанию и свой устоявшийся мир. Слово «лояльность» не пустой звук, а угроза, которую вы представляете, может иметь любые размеры.

…Я все не мог отделаться от странного ощущения незавершенной игры. Все, что говорил Акэти, взятое по отдельности, оставалось правдивым. Текст под названием «Пионовый фонарь» наверняка существовал, так же, как и предрассудки, касавшиеся жизни и смерти. Цинизм вкупе с верностью принципам выглядел странно, но такое иногда бывает, и не только в Эламе. Более прочего мне не нравилась невероятная осведомленность Акэти. Он ждал меня? Но почему?

– Это отказ?

– Да, отказ, и, прошу вас, обойдитесь без эмоций. Мой охранник уже вернулся и вполне способен вам навредить, это лишенный воображения, но прекрасно подготовленный человек.

– Вы ставите меня в отчаянное положение.

– Отчего? Я, как могу, мешаю враждебной стороне, которая, в свою очередь, управляет вами. Вам же, как мыслящему существу, оставлен превосходный выход – бегите, скройтесь и молчите. Я не буду на вас доносить. Смешайтесь с людьми, возможно, вы приспособились к этому миру и сумеете в нем выжить.

– Мое невозвращение будет истолковано крайне негативно, город станет точкой приложения ответного удара. В Эламе миллионы жителей – их судьба вас не волнует?

– Блеф. Пока портал не совершенен, вы бессильны нам навредить. Впрочем, я не собираюсь задерживаться в городе, когда приходится выбирать между двух зол, я выбираю меньшее. Всего хорошего и удачи.

В общем, он дал понять, что мне пора убираться, и я ушел в предрассветную ночь – мимо ошарашенного охранника («эй, стой, я кому говорю!»), мимо все еще расслабленного в полузабытьи портье.

Город все еще спал. Улицы ночью вымыли и они были очень чистые, а все вокруг серое, как это бывает в сумерках. Я мог уехать, на это, пожалуй, хватило бы времени. Я представил «решительные меры» Даркина и оружие Супремы, обнулитель, в действии. В первую очередь он поразил бы конструкции зданий, потом людей и зверей, электроника могла продержаться чуть дольше, и мой сбежавший кибер-голубь стал бы последней птицей в Эламе.

Вероятно, толпы беженцев запрудят горные дороги. Никто не остановится, чтобы подобрать больных. Полумертвые будут затоптаны так же, как и усталые.

Следующим вечером я решился сделать кое-что, о чем давно уже подумывал. Купил на один раз дешевый планшет и оправил в канцелярию Координатора письмо следующего содержания:

Верховному координатору Элама.

По имеющимся у меня сведениям в ближайшие недели следует ожидать террористического акта с использованием устройства большой мощности. Предположительное место установки – доступные для проникновения участки подземных коммуникаций города. При благоприятных условиях бомбу можно обнаружить металлоискателем.

Доброжелатель.

Сделав дело, планшет я уничтожил, обломки выкинул в мусорный бак чужого квартала, вернулся в квартиру и провел в ней очень тревожную ночь. К утру, по крайней мере с виду, ничто не переменилось, наверное мое письмо еще не прочитали или сочли злой шуткой.

Следовало поискать подпольных торговцев и приобрести еще один поддельный чип, поэтому я покинул дом, втиснулся в переполненную подземку и притворился дремлющим, стараясь не замечать совокупный ментальный шум толпы. Худой, подвижный парень в бесформенном балахоне крутился неподалеку. Его разум казался девственно чистым – без единой мысли. Ничего не поделаешь, сегодня я не в форме, но осторожность все же не повредит.

Вагон затормозил, толпа эламитов устремилась к выходу. Изобразив внезапное пробуждение, я кинулся в давку и, расталкивая соседей, одним из первых очутился на платформе, перебежал ее поперек и запрыгнул в полупустой поезд, который шел в обратном направлении. Парня в балахоне рядом не оказалось, и я сел на скамью, стараясь не думать на философскую тему «кто же мог меня заложить». Донести мог как раз кто угодно – Ани, Ливнев, Макото Акэти. Вагон остановился на следующей станции, двери раздвинулись. У колонны в расслабленной равнодушной позе стоял все тот же парень в безразмерном балахоне.