Рита Гетман - Времена года

Когда он вышел, я опустился на стул. Мысли, словно спутанные провода, не были отделимы одна от другой. Шея покрылась коркой инея, а самого меня бросило в жар. Я – идиот, допустивший огромную ошибку. Плевать. Я разогнал своих сотрудников, сказав, что всем нам нужен отдых, и запер лабораторию.

Я не знаю, что происходит вокруг меня? Пусть так.

Значит, все дело во власти и карательной системе? Я догадывался. Любого неугодного отправят восвояси. Они думают, что могут отправлять их прочь целыми городами. Может, еще и надеются, что это устройство позволит распылять людей по времени и превращать их в блуждающие сгустки молекул, словно никакого физического тела и не было? Может, проще всю планету выкинуть за борт?

А может… мне самому выброситься с корабля, которому суждено утонуть?

Океан, океан…

Кстати. Потом я ни разу не видел того военного, хотя он был одним из тех, кто курировал нашу исследовательскую группу. Мне сказали, что он досрочно был отправлен на пенсию. Мол, «человеческая природа несовершенна, иногда люди на подобных постах сходят с ума, но это скорее исключение». Министр обороны предупредил: если кто-то из министерства рассказывал мне что-то странное, я не должен верить. Убедительно.

Я сохранял спокойствие. Строил уверенную и чуть горделивую гримасу, взирая на суету, что устроили военные, политики и коллеги.

Кто-то говорил, что вокруг разработки ходят невероятные слухи, и вряд ли есть возможность их пресечь.

– Лучше поддерживать догадки. Чем дальше сплетни от истины, тем лучше, – заключил один из собеседников.

– Волнуйтесь, Морган? – глава отдела химических разработок поймал меня за локоть.

– Нисколько. Я уверен в своем изобретении, и знаю, что все пройдет успешно, – я через силу улыбнулся ему.

– Ты постарел, Морган. Попросишь после всего отпуск?

– Думаю, отдых мне не помешал бы, – я потер шею.

– Удачи. Очень благородно с твоей стороны выступить добровольцем.

– Кто же еще, кроме меня, годится на эту роль?

Я взглянул на часы. Десять минут до начала. Интересно: механизм моих наручных часов выдержит?

Меня подозвали к группе военных.

– Я надеюсь, все пройдет, как надо. В случае провала, Морган… – начал министр обороны, не закончив свою фразу. Вместо слов он решил одарить меня выразительным взглядом. – В случае провала вы будете нести персональную ответственность за гибель сотен тысяч людей…

– Вы хотели сказать, я буду нести её в случае успеха? – улыбнулся я.

Министр явно озадачился и не успел сообразить ответ: я быстро поклонился и ушел. В конце концов, меня давно тошнит от невидимых военных самолетов и мертворожденных летчиков.

За трибуной уже стоял мой коллега, зачитывая доклад, который никто из присутствующих не понимал. Объяснял физические законы, оперировал словами типа «энергия», «масса», «скорость». Говорил, что разработанное в ходе «многолетних» экспериментов устройство позволяет рассекать пространство и время. Показывал чертежи и сложные схемы.

А я вертел в руках миниатюрное устройство, внутри которого пряталась еще более миниатюрная начинка. Пусть смотрят на ту громадную конструкцию, что была установлена для отвода глаз. Разве военных можно впечатлить микроскопическими деталями?

Коллега представил меня, и по залу прошла волна аплодисментов. Я поблагодарил наше государство и правительство за оказанную поддержку и за веру в мои способности, и наплел лживых слов о благе, безопасности, и нашей вынужденной потребности в обороне.

– Противник коварен, и готов пойти на все. Для него не существует понятия добра, он – абсолютное зло. Поэтому мой долг – сделать все, чтобы в войне не погибали невинные люди.

Какая все это чушь, и каждый, кто присутствовал здесь, знал, что это – чушь.

– На ваших глазах совершается прорыв. Неслучайно на протяжении всей истории военная сфера являлась мощнейшим двигателем прогресса, приводя к самым грандиозным научным разработкам. Это изобретение – очередное доказательство нашей силы и воли к победе.

Я зашел в кабину, похожую на вырванный из многоэтажного здания лифт. Мой коллега, я слышал, объяснял: эта капсула защитит меня от излучения, поскольку его доза пока превышает норму, однако над устранением этого недочета команда исследователей уже работает.

Поднес устройство к губам. Все дело в программном обеспечении. Наше летоисчисление – не более чем условность, удобная система координат, информация о которой и заложена внутри этой машины. В противном случае устройство бы не поняло, что значит «тысяча девятьсот шестьдесят пятый год, двадцатый век нашей эры». Произнес это вслух.

Они даже не догадаются о том, что произошло на самом деле. В конце концов, все легко свести к провалу испытания. Меня объявят погибшим. Сомневаюсь, что когда-нибудь меня найдут, даже если создадут еще одну модель и отправятся на мои поиски.

Я почувствовал сильный жар. Будто превратился в раскаленную лаву. Я бы хотел сказать, что все длилось недолго, но, возможно с тех пор, как я стоял в том зале, полном военных и их прислуги, прошла вечность.

«Я слишком увлекся временем, и не подумал о пространстве».

Куда я попаду? Я подумал о том зеленом поле, что видел во сне. Если это место существует, то я хочу оказаться там.

Казалось, мое тело перемололи, добавили к получившейся массе холодной воды, замешали, а потом выпекли заново. Я не смог устоять на ногах и упал.

Меня стошнило. Наверное, я просидел на корточках несколько минут.

Как глупо пытаться измерить время!

К неимоверной физической усталости примешивалось и чувство, близкое к эйфории: у меня получилось, я справился, я сбежал!

Я поднялся, отряхнул ноги, зачем-то потрогал свое лицо, будто хотел удостовериться, на месте ли оно, и зашагал куда-то в сторону. Здесь, где я оказался, была ночь. Я задрал голову кверху и принялся рассматривать звезды.

– Небо такое же. Оно всегда было одинаковым. Так странно, – заметил я вслух.

Я шел по маленькой тропинке, не понимая, где я и куда бреду. Что это за город, и что это за страна?

Вокруг были деревья. Они ровными рядами располагались вдоль этой тропинки. Мне на мгновение показалось, будто я услышал шум. Я решил, что пойду на него.

Никаких мыслей. Только одно: понять, где я сейчас нахожусь. Остальное представлялось неважным. Я был уверен, что перенесся именно в те годы, значение которых я задал устройству, мысленно нареченному мной «клевером». Не знаю, почему так. В отчетах оно всегда фигурировало под цифровым кодом, а мне это претило: моя машина заслуживала имя.

Пусть мне и будет тяжело, в любом случае, назад я не вернусь. Неожиданно для самого себя я вышел на дорогу, ярко освещенную фонарями. Я внимательно посмотрел на них. Шел дальше, разглядывал дома.