Борис Омский - Салага-2

«Давление… – Глаза Рожнова презрительно сузились. – Эх, бабы! Где вам понять, что есть вещи важнее какого-то давления. Его таблетками сбить можно. А вышибут тебя на пенсию из-за глупого промаха, назад своего кресла не вернешь. От пенсии никакие таблетки не защитят».

Рожнов происходил из породы руководящих кадров, которой расставание с властью дается нелегко. Время безжалостно отсчитывало год за годом, приближая миг, когда ему, выражаясь фигурально, придется снять генеральский мундир. Если же напрямую, то лишиться соответствующих званию полномочий, а с ними и многочисленных приятных ощущений, даруемых человеку высоким служебным положением. Без них его красивый китель будет иметь не многим большую цену, чем аналогичный реквизит из костюмерной какого-нибудь театра. Отставка страшила Рожнова. Он прилагал все усилия, чтобы оттянуть ее: самоотверженно боролся за высокие показатели вверенного ему управления, избегал конфликтов с начальством и дипломатично утрясал щекотливые вопросы, чреватые опасностью нажить себе врагов среди представителей областной верхушки, имевших влиятельных покровителей республиканского уровня. Выбранная стратегия позволяла ему оставаться фигурой, которая всех устраивала. Менялись губернаторы, спикеры местного парламента, областные прокуроры, начальники УВД, происходили перестановки в центральном аппарате ФСБ, и лишь Василия Тихоновича все кадровые чистки, как заговоренного, обходили стороной. И теперь, отослав Володина, простуженный генерал не спешил домой, стремясь в тишине кабинета выработать самую оптимальную стратегию в связи со свалившимся делом о забайкальском золоте.

У Рожнова были веские основания думать, что Пронькин так просто не успокоится. И не столько из искреннего стремления найти и наказать стоявших за исполнителями убийства людей своего штатного сотрудника, сколько от желания досадить Володину. Чует, волк, обкладывает его подполковник красными флажками, оттого злится, козни против Володина строит, опасные и для него, Рожнова. Генерал ясно представил, как это будет выглядеть, если сидеть сложа руки. Пронькин артист еще тот. «Подогреть» начальника УВД области Бокова для него не велика морока. А Боков протеже самого министра МВД – любимчика президента… Короче, поднятый Пронькиным вал вскоре опять покатится, только другим путем – к его, Рожнова, непосредственному начальнику генерал-лейтенанту Лазуткину. У Лазуткина же о предмете разговора никакой информации под рукой не окажется. Человек он вспыльчивый. Запоздалыми объяснениями не проймешь. В припадке гнева может вполне о его критическом возрасте вспомнить и коленом под зад на заслуженный отдых благословить.

В воскресенье Лазуткин обычно посещал теннисный корт. Он долго не отвечал на звонок. Рожнов терпеливо ждал и дождался своего.

– Здорово, провинция, – услыхал он не слишком радушное ответное приветствие.

– Простите, Юрий Денисович, я вас, наверное, от тенниса оторвал.

– Смотри-ка, запомнил, когда играю. А я уж и забыл, что вообще тебе об этом говорил. Хвалю. Ясная у тебя голова, иному молодому не грех позавидовать.

– Приятно слышать такую высокую оценку, особенно от вас, человека, никогда не расточающего похвалы попусту.

– Ладно, довольно любезностей. Выкладывай живее, зачем я тебе понадобился. Меня партнер ждет, – прозрачно намекнул Лазуткин на то, что у него есть более приятное занятие, чем с Рожновым разговоры по телефону водить.

Рожнов намек ухватил и сжато обрисовал ситуацию.

– Молодец, Василий Тихонович, что, не стал с этим тянуть до понедельника, – прервав продолжительное молчание, почти по слогам произнес Лазуткин.

Чувствовалось, информация о золоте задела его за живое. Крепко задела, отодвинув теннис на второй план. Не замечая более своего скучающего партнера, он разрешился серией уточняющих вопросов.

Рожнов без запинки отвечал на них. Легкость, которая обычно возникала в теле, когда жизнь подтверждала правильность выбранной им линии поведения, отлично стимулировала работу ума.

Покончив с вопросами, Лазуткин сказал следующее:

– Ты, Василий Тихонович, не переживай. Дело это я у тебя заберу, не по твоему оно областному огороду овощ. Если милиционеры приставать будут, не стесняйся, отправляй их прямо ко мне. Завтра жди от меня посланцев. Передашь им свидетеля. Но в управление его не тащи, мало ли что. Передачу организуй в больнице…

– Пригородного поселка Павловский, – подсказал Рожнов.

– Вот-вот, именно там. Результаты экспертиз и вещдоки по делу тоже передашь. Володину прикажи никаких шагов не предпринимать. Пусть вообще забудет, что от свидетеля слышал. И ты тоже забудь. С вас того довольно, что такого карася не проморгали. За это, обещаю, без наград не останетесь. Если действительно на оборотней выйдем, сверли дырочку для ордена. И Володина твоего не обидим.

– Спасибо, Юрий Денисович, – Только… – Польщенный Рожнов вспомнил про отданные Володину распоряжения. – Словом, я тут кое-какую инициативу проявил, посчитал, так лучше будет. Прикажите свернуть?

– Никакой инициативы, – категорично потребовал Лазуткин, даже не удосужившись спросить, в чем, собственно, она заключалась. – Передашь дело и жди награды.

«Награда – это хорошо, особенно орден. Он бы меня от пенсии, как минимум, на годок-другой застраховал, – все еще продолжая находиться под впечатлением от разговора с начальством, подумал Рожнов. – Только навряд ли он мне обломится. Треп Лазуткина об ордене не более чем бодрящая пилюля, чтобы у меня подметки дымились от усердия. Ордена и среди московских товарищей рассосутся. Число их в центральном аппарате немалое, а груди широкие. В общем, обольщаться не стоит. Да я и не обольщаюсь. Не за орден усердствовать буду, а за укрепление своих позиций. Лишний раз докажу, что старый конь иногда поглубже молодого пашет».

Из управления Володин поехал домой. Открыв дверь своим ключом, заметил на шкафчике для обуви прижатую сверху шариковой ручкой записку от жены. Жена сообщала, что их дочь Галочка и зять Стасик приглашены сегодня на вечеринку, и она до их возвращения на квартире молодых будет присматривать за годовалым внуком Сереженькой. Дмитрию Ивановичу предлагалось, покормив Кирюшу, присоединиться к ней с внуком и провести остаток выходного втроем.

Сибирского кота Кирюшу Володин нашел на привычном месте в гостиной. Старый жирный кастрат приветствовал его из кресла широким ленивым зевком. После стерилизации он не утратил интерес лишь к еде и сну.

– Ах ты, свинтус, – Для приличия мог бы нос в прихожую высунуть, хозяин пришел все-таки, – пожурил кота подполковник.

Выговор расшевелил совесть в упитанном Кирюше. Он спрыгнул с кресла, блаженно потянулся и, заглаживая вину, потерся пухлым бочком о ногу Володина. Пощекотав кота за ухом, подполковник отправился в ванную мыть руки. Кирюша за ним не пошел, он всегда избегал лишней суеты. Величественно и высоко неся пышный хвост, представитель семейства кошачьих прошествовал сразу на кухню к своей пустой миске. И первое, что Володин увидел, войдя в кухню, были его томные просящие глаза.