Норман Райт - Дневник Энни Баури

В следующую секунду Тоби уже громко вскрикнул и неуклюже обронился на пол, едва не проломив своим весом сгнившие доски.

– Что ты делаешь, психичка?! Мне больно! – завопил мальчик, зажимая кровоточащий бок пухлыми пальцами. – Я хочу к маме!

Энни очень испугалась и хотела отбросить нож, но он будто прилип к ладони. Нож был очень сильным. Девочка упала на колени и едва не заплакала.

– Добей его! – крикнул нож, – Иначе он все расскажет полиции, и тебя посадят на электрический стул.

– Я боюсь!

– Добей его! – твердил нож. – По горлу проведи, и все закончится.

Энни подползла ближе к Тоби и принялась резать его горло точно батон.

Крик мальчика поглотили трухлявые стены дома, и вновь наступила тишина, зловещая, липкая, словно гудрон на жаре. Тишина нарушалась лишь брачными песнями саранчи, которой нынче развелось в небывалом количестве. Нынче эти твари крайне прожорливы. Сотни гектаров кукурузы пострадали от нашествия саранчи. Убытков на сотни тысяч долларов.

Девочка обтерла лезвие ножа о брюки умершего мальчика и ушла. Она спустилась по лестнице, выбежала из дома и исчезла в роще.

Тоби остался один на чердаке, в луже крови и среди танцующей золотистой пыли.

Мальчика найдут. Но пройдет не одна неделя, и к тому времени его тело будет изрядно потрепано лесными любителями мертвых детей. По городу пронесется новая волна о сбежавшем смертнике и это еще больше запутает местную полицию. Теперь полицейские будут окончательно сбиты с толку, гоняясь за привидением.

«Мой дорогой дневник, я кое-что вспомнила, когда однажды от нечего делать блуждала по супермаркету. Я вспомнила, как новый любимый человек моей мамы курит в гостиной. Он заметил, как я наблюдаю за ним и подозвал меня.

– Хочешь попробовать? – спросил он и протянул мне сигарету.

Я сказала, что хочу и тогда я впервые попробовала курить как взрослые. Мне не понравилось, и я стала сильно кашлять, а отчим стал смеяться надо мной. Отчим сказал, чтобы я не рассказывала об этом маме и тогда он разрешит мне выпить пива. Я ничего не сказала маме, но пиво мне тоже не понравилось».

– Где ты была? – спросил отчим, когда Энни, пытаясь не привлекать к себе внимания, проходила мимо затхлой, объятой сигаретным дымом гостиной. – Я с тобой разговариваю, дармоедка!

Девочка ответила, что гуляла, а сама подумала, что не твое собачье дело, и поднялась в свою комнату. Вэнс остался сидеть в своем засаленном грязном кресле и еще долго что-то бубнил, выпивая одну бутылку пива за другой.

«Дорогой дневник, так получилось, что я убила человека. Это произошло сегодня, примерно час назад. Со мной это впервые. Я не знаю, что делать и как на это реагировать. Думаю это уже слишком. Я преступница. Но это все нож. Он сказал мне сделать это. Прости, что пугаю тебя, но думаю я… ненормальная. А еще это идиот Вэнс. Строит из себя заботливого папашу. Делает вид, что ему интересно. Мы оба знаем, что ему плевать на меня. А мне плевать на него! Пусть хоть грохнется с крыльца и сломает колено, я не побеспокоюсь».

Спальня Энни, была единственным местом в этом доме, куда не доносились запахи сигаретного дыма, где все лежало на своих местах, где ни разу не висели плакаты со смазливыми мальчишескими группами, которых так любят девочки подростки, и где соседский кот Винсент, два года назад стал первой жертвой. Энни вернула Брикманам их кота. Она забросила его обезглавленный труп в подвал, как напоминание о кукле, которая любит прятаться. С тех пор много животных девочка лишила жизни. Когда секатор отстригал звериную голову, Энни внимательно наблюдала за тем, как кровь покидает жертву. Наблюдала, как обезглавленное животное неуклюже пытается подняться, но вскоре замирает.

– Ты зоопарк хочешь здесь развести? – заскрежетал зубами как-то Вэнс, завидев, что девочка тащит в спальню очередного котенка. Это случилось за две недели, до убийства человека. – Дерьмо сама за ними будешь убирать. Ясно тебе? Фригидная.

Энни в тот вечер была особенно зла на отчима, (он выломал дверь спальни падчерицы и продал ее телевизор), поэтому ножницами отстригла котенку лапы. Котенок долго и громко кричал, не давая уснуть Баури, но к утру умер от потери крови.

Сегодня, лезвие ножа было липким от крови того мальчика, что остался навсегда в стенах старого заброшенного дома, и Баури вытерла его влажными салфетками. Энни впервые лишила жизни не животного, а человека и это чувство не давало ей покоя. Девочка вспоминала, как несчастный Тоби переставал жить, утопая в луже собственной крови. Девочка видела, как остекленели глаза Тоби, когда к нему пришла смерть. Чувствовала запах мочи, потому что мальчик перед смертью описался.

Баури, забравшись с ботинками на кровать, размышляла о случившимся. Одну руку девочка спрятала под подушку, а в другой вертела нож, разглядывая каждую его царапинку, каждый его скол и выгравированные на лезвие буквы: «Дж. Х». Девочка знала, что означают эти буквы. Инициалы этого человека знал едва ли не каждый житель Олд Вуда. Возможно, это был именно его голос, приказывающий Энни совершать плохие поступки. Возможно, голоса и вовсе не было. Так или иначе, Энни Баури начала догадываться, что с нею не все в порядке.

День клонился к вечеру. Нож лежал под подушкой. Энни спала.

Диктор в телевизоре разразился громким смехом, и Энни вдруг проснулась. Сердце девочки едва не вырвалось из грудной клетки, будто гонимое ужасом из дурного сна. Энни вспомнила про отчима. Странно, как она быстро забывала о его существовании, когда была поглощена в свои размышления. Тем не менее, Вэнс все еще сидел внизу, в гостиной и, озлобившись на весь мир, пялился в голубой экран и заедал пиво собачьим паштетом. Вонь от паштета стояла несусветная.

Тощий, запамятовавший о существовании бритвы и зубной щетки мужчина, открыл очередную бутылку, а крышку зашвырнул в раковину. Крышки не всегда долетали до раковины, иной раз они падали куда-то среди грязной посуды. Но чаще всего, они все же достигали места своей дальнейшей дислокации.

На дворе была ночь. Девочка сбросила кеды на пол и отвернулась к стене.

Утром, как обычно в семь, сработал будильник. Энни открыла глаза. На нее смотрела дверная дыра, там, когда то был замок, но теперь была дыра. Вэнс некоторое время назад пинком вышиб дверь спальни Баури, и чинить разлетевшийся в дребезги замок, конечно же, он не собирался. Вряд ли этот человек был способен на нечто большее, нежели своим грязным ботинком разломать дверь и вынести из детской спальни имущество, заработанное не им.

Энни спала в одежде, и поэтому когда проснулась, чувствовала себя паршиво. Все тело чесалось, и было совершенно не отдохнувшим. Одежда была измятой, так Энни и пошла в школу.