Анне Метте Ханкок - Питбуль

– А расследования? Есть что-нибудь особенное сейчас?

– А что значит «особенное» в наши дни? – Шефер встретился взглядом с Элоизой. – Границы того, что считается зверским и извращенным, в последние годы сильно сдвинулись. Но нет, это действительно странно, но в отделе убийств пока тихо.

– Так это же очень хорошо, разве нет? Меньше расследований, меньше убийств?

– Да, это одна сторона, но у меня есть гнетущее ощущение затишья перед бурей. Всегда так бывает, что, когда думаешь, какая хорошая сейчас статистика, – что-то жуткое выползает из тени. – Он немного убавил газ в гриле.

Конни вышла на террасу и принялась накрывать на стол.

– Сколько еще времени потребуется бифштексам, малыш? – спросила она.

– Элоиза предпочитает кремированное мясо, так что ему еще нужно несколько минут, но наши стейки рибай уже готовы, – сказал он и протянул ей блюдо с завернутыми в фольгу бифштексами.

Он снял кукурузные початки с гриля и оставил там последний стейк, надавив на него щипцами так, что он стал шипеть и брызгать соком на раскаленную решетку. Затем Шефер взглянул на Элоизу:

– Так что ты хотела со мной обсудить?

– Наверное, ничего особенного, – сказала она, вертя в руке свой бокал с вином. – Но как ты сказал? У меня тоже есть ощущение, что что-то жуткое собирается выползти из тени.

– Как поживает Ян Фишхоф? – спросила Конни и пододвинула салатник к Элоизе. – Ты же все еще навещаешь его?

«У Конни прямо интуиция на такие вещи», – подумала Элоиза. Как будто та инстинктивно чувствовала, что Элоиза пришла именно за этим. Или же она просто прожила с Шефером так долго, что его способность считывать людей передалась и ей.

– Да, навещаю, – сказала Элоиза. – Но я, честно говоря, начинаю жалеть, что втянула в это дело газету.

– Да? Почему же?

– Просто мне на самом деле не очень хочется о нем писать. Слишком это личное.

– Ну что ж, мне очень жаль это слышать. – Между бровями Конни появилась морщинка, и в ее голосе послышалось разочарование. – Тогда мне не следовало поощрять тебя к этому…

– Нет, это очень хорошая идея, Конни. Это по-прежнему отличная идея – написать о Патронажной службе. Люди обязательно должны знать больше о том, что это такое. Но я просто не могу писать о Яне. Просто не хочу.

– О ком речь? – спросил Шефер.

– О Яне Фишхофе, – сказала Конни.

– Кто это?

– Вот! – Элоиза достала из кармана мобильный. Она открыла селфи, которое они с Яном сделали вместе в прошлые выходные, и показала телефон Шеферу.

– На него меня вывела Конни, – сказала она.

Шефер взглянул на фотографию и сдержанно кивнул.

– Важно помнить, что такие отношения не должны становиться слишком близкими, – сказал он, разрезая мясо у себя на тарелке. – Я всегда говорю это Конни.

– Get close, but not too close [4] Будь близок, но не чересчур ( англ .). , – кивнула Конни.

Уже двенадцать лет она была волонтером Патронажной службы. Она бы уже не смогла перечислить поименно всех, кого держала за руку на их смертном одре, и именно она рассказала Элоизе, что по-прежнему много датчан уходят из этого мира в полном одиночестве – без родных, которые побыли бы рядом с ними, без единого друга. Она уговорила Элоизу записаться в службу добровольцем, чтобы написать о своем опыте в статье и таким образом рассказать людям о Патронажной службе. Чем больше людей станут волонтерами, тем меньше людей будет умирать в одиночестве.

Элоиза занялась своим бифштексом. На ее вкус мясо все же было слишком красным, а желто-белый жир, который Шефер с большим удовольствием закладывал в рот, наводил ее на мысли о мыловарении и липосакции.

– Близко или нет, но я все равно поражаюсь, как ты смогла столько лет этим заниматься, – сказала Элоиза, глядя на Конни. – Ведь люди привязываются к тем, с кем проводят это время.

Конни покачала головой.

– Ты так думаешь только потому, что между вами с Яном происходит что-то особенное. It takes two to tango [5] Нужно участие и другой стороны ( англ ., идиом.). .

– Что ты имеешь в виду?

– Многим старикам сложно принять меня. Ты бы видела их лица, когда я в первый раз захожу в комнату. – Конни широко открыла глаза, и они сверкнули на темном лице, как фары автомобиля. – Боже, спаси и сохрани… Негритянка?!

Шефер покачал головой.

– Всегда найдутся те, кому не хватает воспитания, дорогая. Ты же знаешь.

– Да, но я каждый раз поражаюсь. Ведь это люди, находящиеся на пороге смерти. Им одиноко, им страшно, им нужен кто-то, кто побыл бы рядом. Но черная женщина? Нет, такого им не надо. Я тогда даю им время, чтобы они немного привыкли, и большинство в конечном итоге начинают ценить то, что я рядом. Смерть обезоруживает всех – вот как бывает! Но мы не привязываемся друг к другу так глубоко, как ты говоришь, Элоиза. Этого нет.

Элоиза стукнула прибором по столу.

– Прости, но с какой стати ты помогаешь таким негодяям?

Конни слегка улыбнулась и пожала плечами.

– Потому что… они же ничего не могут с этим поделать.

Элоиза откинулась на спинку стула, пораженная всепрощением Конни.

– Ты гораздо человечнее меня.

– Чепуха!

– Да, это так! Я бы их оставляла умирать в одиночестве, этих тупых свиней. Я права? – Элоиза перевела взгляд на Шефера.

– Я не стану спорить, – сказал он.

– Но ведь с Яном Фишхофом тоже довольно сложно общаться, – сказала Конни, – а ты все равно продолжаешь навещать его, так что, возможно, ты можешь вынести больше, чем думаешь.

– Нет, потому что Ян не похож на тех людей, которых ты описываешь. Он немного замкнутый и дерзкий, и, видит бог, не все сиделки его любят, но, когда узнаешь его поближе, он оказывается…

– Да, я знаю, – кивнула Конни. – Он кажется милым. Я стала приходить к нему одной из первых, и он был чрезвычайно вежлив со мной, но не хотел разговаривать. По крайней мере, по-настоящему. Однако смутил его не цвет кожи, в этом я вполне уверена.

– Тогда что же?

Конни пожала плечами и полила кукурузный початок сливочным соусом.

– Он просто казался таким… как это называется? Сдержанным. Осторожным! Как будто боялся подпустить к себе кого-то. Я думаю, ему было очень тяжело, когда умерла его жена, и с тех пор у него фактически не было никого, кто…

– А как же его дочь, ты что-нибудь знаешь о ней? – спросила Элоиза и добавила: – Он сегодня совсем расклеился, когда я спросила о ней, и стал говорить всякие странные вещи. Похоже, он испугался.

– В каком смысле?

– Он наговорил много бессвязных вещей о библейских карах, крови и прочей жути.

– Крови? – Шефер навострил уши.

– Да, это вообще-то звучало довольно жутко, – сказала Элоиза. Она пересказала им слова Фишхофа, а когда закончила, все тарелки на столе были пусты. Только бифштекс Элоизы остался несъеденным.