Сен Сейно Весто - Сумерки эндемиков. Сборник фантастики

Нужно было бы сразу заметить, что все, что произошло дальше, вряд ли происходило как следствие вмешательства со стороны интрагому, как то пытался кое-кто показать. Достаточно сомнительно, акции подобного рода означали бы прежде всего нарушение привычного молчания по отношению к экзистенциям внешнего мира, а это как-то мало увязывалось с их философией и взглядом на мир. Наверное, с учетом тогдашнего разброда настроений, логично допустить, что самим гоменам стоило лишь произнести в тот момент несколько исторических слов, чтобы потом использовать ситуацию с дальновидной выгодой для себя и для всех, внешний мир, сколько его ни было, покорно пошел бы за ними куда угодно. Однако они этого не сделали. Возможно, просто не стали торопить события. Может быть также, они ничего не знали. Я со своей стороны сказал бы, что им это просто было неинтересно, им хватало других забот: проведя несложную манипуляцию сознания внешней по отношению к ним среды и перенаправив реальность в приемлемую для них версию, они ни на что больше не отвлекались. В том числе и на приближение конца света. Между тем уже геронтогенез, плевшийся до того в хвосте событий от одной среднестатистической возрастной отметки к другой долго, сонно и нудно, вдруг без всяких предисловий, как лошадь, которой надоел все время тянущийся один и тот же размеренный шаг и которая решила единым махом покончить наконец со всем неосвоенными расстояниями, как-то очень энергично пошел из-под контроля, причем во все стороны сразу, не отвлекаясь на панически вводимые повально ограничения и вотумы.

Довольно быстро выяснилось, что прежний процесс не столько даже утратил известную логику, сколько выявил другую, менее явную, однако уходящую далеко, очень далеко – много дальше доступного здравому смыслу; но это стали выяснять уже потом, тогда же о логике всяких и великих в том числе тенденций размышлять старались меньше всего, глобальные неприятности воспринимались как очередной акт конца света. Конечно, идея всем пожить долго, с удовольствием и дожить потом еще до 110—120 лет воспринималась сразу всеми и более чем благосклонно, тем более что реальные посылки к тому имелись давно. С другой стороны, хорошие заделы генетиками с медиками были заложены во всех смежных областях знания именно с учетом таких реальных возможностей, без разного там надрывного самоотречения и целования земли, – и потом, чего б, действительно, не жить еще человеку после и до 140 и до 160, – никто не видел, отчего б ему, и в самом деле, не жить еще лучше и дольше, – более того, мало кто только не был убежден, что именно так все и будет. Но никто не предполагал эволюции в такой деликатной области, принимающей такие формы.

То, что с нормальным историческим процессом что-то не так и что надвигались большие дела, чувствовали многие. Об этом говорили и зачастившие что-то в последнее время всевозможные кризисы, и бесконечные убедительно и грамотно изложенные обещания всеобщего мировоззренческого сдвига, когда умершее прошлое оторвется однажды, уносимое течением, и больше уже не сможет контролировать обыденное сознание; сюда же шло удивительное социопсихическое явление, кодекс моральных норм – железный, почти монашеский, но всегда строго индивидуальный, как бы в противовес и даже в пику этическим нормам Большинства; и спорадически просыпающаяся через силу совестливость по отношению к зеленым очертаниям лесов, когда классической формой постиндустриализма еще и не пахло; поминутное возникновение всяческого мистического опыта и такое же поминутное его исчезновение; лихорадочное перебирание бессчетных религий с неослабевающей угрозой пандемий нетрадиционных парарелигий; непредсказуемая по силе релятивизация абсолютно всего на свете – и тут еще гомены со своими закрытыми парками как неслышно зарождающийся новый зоологический вид неизвестно чего, и заметное падение рождаемости, и какие-то пятна на солнце, – непонятно только было, причем тут геронтогенез и причем тут события анаболического порядка.

Некоторое изумление в среде специалистов вызвали еще первые сообщения об отмеченном в части развитых регионов мира снижении среднестатистических показателей продолжительности жизни женщины вопреки всем прогнозам и предвкушениям – до отметки едва ли не вековой давности. Снижение, в сравнении с мужским относительным коэффициентом прогрессии в той же области, было пустяковым, но вызывала недоумение его необъяснимая устойчивость в ряде стран, где, казалось бы, к тому не имелось никаких видимых оснований. Но совсем уже откровенное беспокойство и нетерпение медики начали проявлять, когда стало известно, что статистика медленно и неуклонно, словно не собираясь останавливаться на достигнутом, поползла вплоть до отметки семидесяти пяти-восьмидесяти лет. Скоро выяснилось, что сюда в качестве извинительных причин не могли быть включены как внешние и ничего толком не разъясняющие вещи вроде случающихся на веку стихийных бедствий, миграции населения, эпидемий и т.п.. Поголовно все данные экологического, эмиграционного, экономического, медицинского и геронтологического анализа упорно твердили, что дело в определенном уровне смертности, практически все женщины этого возраста выказывали склонность расставаться с жизнью достаточно тривиально – в результате старческого истощения.

Ну и прекрасно, бесстыдно пожимали плечами убежденные потомственные холостяки, открывая тем самым целую главу в нескончаемой череде мнений и суждений. Туда вам всем и дорога. Сия цивилизация с ее дурной наследственностью вряд ли бы тут много потеряла, не говоря уже о детях. Посмотрите на гоменов. С точки зрения физиологии покой должен иметь только один конечный результат – смерть организма. Любой мыслящий физиолог мог бы сказать вам, что для минимально полноценного развития форма стресса до его патологического предела жизненно важна. Но это как раз именно то, что уже по определению противоречит самой природе женского начала. Все мыслимые высшие ценности его всегда ассоциировались исключительно со статичностью, гнездом, с избыточностью тепла. Делай как я, говорит женщина ребенку. Не открывай окно, от свежего воздуха болеют. Не бегай, упадешь. Не лезь в воду, вода холодная. Не забирайся на дерево, сорвешься. Не ходи далеко, заблудишься. Не спорь со старшими, старшие никогда не ошибаются. А лучше ешь регулярно, ешь много, ешь еще больше, будешь большим. «Так больше нельзя», – решительно заключила часть мужского населения. С любовью ваяя податливое сознание малыша по своему образу и подобию, женщина до последнего момента успешно защищала его от мужчины и настоящее от будущего. Мы ничего конкретно не предлагаем, просто нужно обратить внимание, что пока дети будут женоподобны, вы все в смысле своей жизнеспособности будете оставлять желать много лучшего. Впрочем, как отмечали очевидцы, общественное мнение тут благоразумно придерживалось другого мнения.