Елена Жег - Жертва. Между долгом и человечностью

Когда щенка привязали, «медик» стоящий в изголовье, погладил собачонку между висящих ушек и коротко кивнул другому.

– Какой ми… – начала говорить девочка, когда работник неожиданно резко скользнул острым скальпелем по горлу щенка.

Темные глаза малыша расширились, фонтанчиком хлынула кровь. Гарник не сразу понял, что произошло и почему замолчала и вздрогнула подруга. Но спустя несколько секунд и он сообразил:

– ААААА! – заверещал мальчик, отпрыгивая от окна, и упал. Перед мечущимися в паническом испуге глазами всё ещё стояла ужасная сцена.

Вера же не шелохнулась, только побледнела как мел. В этот миг с другой стороны окна резко растворили шторы и на девчушку налетели разъяренные, не менее испуганные, чем она сама медики:

– А ну брысь отсюда! Нечего смотреть!

– Пошла вон, малявка! Ну! Иди отсюда!

Несколько секунд Вера, казалось, не слышала их, затем резко отпрянула, вздрогнула, торопливо развернулась, трясущимися руками помогла другу подняться и вместе они кинулись подальше от лаборатории. Ошарашенные, испуганные, растерянные.

Они неслись, не разбирая дороги, подвывая, заливаясь слезами, пока ноги сами не привели их к пригорку, где рос старый заботливый дуб, клонившийся к земле. Там оба обессиленно упали и, обнявшись у толстого ствола, разрыдались, оплакивая ни в чем не повинные души.

Ночка выдалась тяжелая. Вере не удалось нормально поспать из-за нескольких приступов рвоты, к тому же её постоянно мутило и потому сон был поверхностным и тревожным. В довершение, она проснулась ни свет ни заря и не могла сомкнуть глаз.

Тогда она попыталась «расходиться» и на нетвердых ногах несколько раз обошла свою тесную комнату, плотно заставленную мебелью. Почти половину выделенных девушке четырнадцати квадратных метров занимала большая двуспальная кровать. Чтобы выиграть немного места, Вера развернула ложе поперек помещения и придвинула к окну. Конечно, покупать такую было глупо и дорого, но не смогла она отказать себе в удовольствии спать по-королевски и надеяться, что кто-то присоединится.

В ногах, вплотную к кровати, стояла, подпирая потолок, громоздкая, но донельзя вместительная стенка. Из-за этих двух гигантов совершенно не оставалось места для прохода к окну.

Посмотрев на гарнитур Вера невольно поморщилась, вспоминая, как затаскивала его в комнату и отвернулась. От резкого движения голова закружилась и девушка бессильно опустилась на краешек кровати. Взгляд уткнулся в комод, примостившийся у противоположной стены. Этот старый, обшарпанный, похожий на жука великан казалось дремлет и тихонько пыхтит. Было в нем что-то «живое», какие-то едва уловимые человеческие черты. Должно быть поэтому, невзирая на тесноту, Вера и купила его. До сих пор девушке казалось, что он охраняет комнату и её хозяйку – неспроста Вера поставила комод рядом с дверью.

Избранная спокойно оглядела неаккуратно, беспорядочно торчащие из его недр вещи, пыльную гору косметики, неряшливо расставленную поверх. Затем вновь встала, подошла, провела пальцами по захламленной, потерявшей блеск глянцевой поверхности и тупо уставилась на проявившиеся неровные полосы. Сознание отказывалось проясняться, в голове не было и отзвука мысли.

С бараньим видом Вера подняла глаза на висящее над комодом зеркало. Изнутри на нее смотрело серое бесцветное существо. В окне за спиной уже отчетливо светало, отчего тень ложилась на лицо девушки причудливым образом – стирая блеск и жизнь из глаз, делая их мертвенно матовыми. Вере потребовалось несколько секунд, чтобы увидеть себя, ужаснуться и испугаться. Тогда она резко развернулась и бросилась к кровати, в спешке ударилось ногой о ножку притаившегося у примыкающей стены стола и взвыла. От удара со стола посыпались какие-то безделушки, загудел пустой холодильник.

Вера зарычала от боли, бешенства и бессилия и, хромая, доковыляла до кровати. Легла, закопалась в одеяла и с мольбой, полная жалости к себе, уставилась в серое предрассветное небо. Спустя несколько минут сон милостиво захватил её вновь, хоть и ненадолго. Ей снилось, что она в чужой комнате, сидит против двери, точно зная, что та не заперта и не решается выйти, боится потянуть за ручку. А вокруг десятки безликих пятен, напоминающих людей, снуют туда-сюда, толкают, воют, стонут. Её начало трясти, затем тело сковала судорога. Ужас захлестнул, парализуя, и тут новый рвотный позыв выдернул девушку из кошмара. Она не проспала и часа.

В итоге Вера отчаялась поспать и принялась мытарствовать, в бесплодных попытках хотя бы найти удобное положение на кровати, ожидая своей очереди в душ. Его она делила с соседями.

Большая редкость и удача, что у них на этаже все восемь квартир-комнатушек занимали холостяки и одиночки. Страшно представить, как за полтора часа успевают помыться, например, шестнадцать человек?! Хотя Вера с удовольствием бы ужалась во времени водных процедур ради дополнительного обитателя в своей клетушке. Живут же люди. Порядок-то везде одинаков. Все пятьдесят блоков общины жили по единому расписанию: в семь тридцать подъем – полтора часа на умывание, туалет, зарядку; с девяти до десяти – завтрак и на работу. Проспал – пошел трудиться немытый и голодный. Это справедливо и закономерно: вода и еда наперечет.

В дУше девушке немного полегчало. Натренировано-быстро она смыла с себя пот ночных страданий, выполоскала тошнотный привкус изо рта и даже немного повеселела.

Но если уж день начался погано, таким ему и быть! Вернувшись в комнату, Вера сразу уловила сладковатый запах рвоты в спёртом воздухе. И едва посвежев после душа, почувствовала новый приступ тошноты. Усталая и раздраженная она наспех собралась, приоткрыла перед выходом форточку и отправилась на завтрак.

– Ой, дорогуша, ну и видок! – захихикала соседка, едва завидела осунувшееся лицо девушки, оттененное черными кругами под глазами.

– Да иди ты!..

Столовая, общая для двух блоков, занимала двенадцатый этаж. Без пяти девять вверх и вниз по лестнице тянулись ровные вереницы ожидающих завтрака.

Едва Вера заняла очередь, мимо стали спускаться четыре монахини их блока и сухонький старик-пастор:

– Доброе утро! Господь с Вами! – басил святой отец, а монахини осеняли крестом всех подряд.

Общинники, вытянувшись в струнки, возводили глаза к небу, кланялись монахиням в подол, складывая руки в молитвенном жесте, крестились и воодушевленно улыбались. Маленькая делегация спустилась к дверям столовой и прошла внутрь.

– Не забудьте помолиться перед едой! – благодушно наставил паству священник от дверей и юркнул в пустое, пока, помещение. Как по мановению волшебной палочки общинники единодушно сбросили образ подтянутых мирян и вернулись к своему прежнему разлетному виду: послышался хохот и мат, возобновились разговоры, тела расслабились, превращаясь в сутулые, растекающиеся, ленивые массы.