Сергей Курган - Маскарон. Роман

Тогда Аня решилась позвонить Максу. Взяв телефон, она села на кровать и попыталась с ним связаться, но Макс оказался вне доступа. И тут, внезапно почувствовав слабость и озноб, она свернулась на кровати, накрылась одеялом и через какое-то время провалилась в сон.

Фрау Вайгель была просто несносна и все время подкалывала Аню.

– Вы должны быть весьма продвинуты, милочка, – язвительно произнесла архивщица, глядя на Аню с издевательским прищуром. – Позвольте полюбопытствовать, что у вас было по странгуляции?

Аня почувствовала, что краснеет от стыда.

– «Отлично», – пробормотала она в крайнем замешательстве. Ей хотелось плакать от обиды.

– Позвольте вам не поверить! – заявила фрау Вайгель с невероятным сарказмом. – Вы ничего не смыслите в странгуляции. У вас в Саратове правильно душить не умеют.

– Неправда! – вскипая от негодования, выкрикнула Аня прямо ей в лицо. – У нас умеют еще лучше! У нас университет!

– И сколько часов вы прослушали?

– Много! Больше, чем вы думаете!

– А! – фрау Вайгель с пренебрежением махнула рукой. – Пустыня цивилизации.

– Это ложь! Пустыня цивилизации это Америка!

– Это у вашего Сержа Америка – пустыня цивилизации! Что он понимает?

– Он понимает все! Правда, Серж? Скажите ей!

Серж побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и, отпив из рюмки коньяк «Реми Мартен», со своей неподражаемой иронией произнес:

– Что с ней разговаривать, Анечка! Она и при жизни-то в странгуляции смыслила, как испанская корова 16 16 Из французского выражения: Il parle français comme une vache espagnole. – Он говорит по-французски, как испанская корова. . А что уж говорить теперь. Вы посмотрите, Анечка – она же мертвая! И, я бы сказал, уже протухшая.

– Но это не я ее задушила! – в отчаянии закричала Аня.

– Разумеется. Вы, простите великодушно, пока еще не вполне владеете этим искуством. Но при ваших способностях это придет со временем.

– Но кто-то ведь ее задушил!

– Только не говорите мне, что он учился странгуляции в гимназии!

– Какой вы странный сегодня, Серж…

– Вовсе нет. Но, прошу вас, скажите мне откровенно: Анечка, зачем вы засунули мадам Вайгель в мини-бар?

– Я не хотела. Так получилось…

– У тебя всегда получается какая-нибудь дрянь! – заявила с ухмылкой Зинаида – старшая из теток Макса. – Ты ничего не умеешь!

– Да плюнь ты, Зин! – отозвалась младшая тетка, Тамара. – Что с нее взять – с этого ходячего недоразумения? Надо ж было додуматься: засунуть уважаемого человека в такой дрянной холодильник!

– Анюш, ты, правда, зачем ее туда засунула? – Макс смотрел на Аню с мягкой укоризной. – Она испарилась!

– Бесследно?! – обрадовалась Аня.

– Нет!!! – заорала фрау Вайгель страшным голосом. – А записка?! Куда ты денешь записку?!

– Спасибо вам за помощь, фрау Вайгель.

– Не стоит меня благодарить, милочка – я с понедельника в отпуске.

– Анюша, – произнес Макс, – какая записка?

– Про отпуск.

– Не понял. Какой отпуск? Анюша! Ты меня слышишь?

Светильник на потолке был включен, и Аня почувствовала раздражение: свет бил в глаза.

– Неужели нельзя запомнить! Я сколько раз просила не включать верхний свет без надобности! Зачем эта иллюминация?

Аня приподнялась на локтях.

Макс сидел на краю кровати и смотрел прямо ей в глаза.

– Макс… – произнесла Аня.

Она ощупала его плечо, а потом взяла его за руку, словно опасаясь, что он тоже исчезнет.

– Это ты?

– Я, я, – заверил Макс, – во плоти и крови.

– Тебя не арестовали, слава богу.

– Почему меня должны были арестовать? – удивился он. – С какого такого перепугу?

– Ну как же?! После того, что произошло в кафе.

– А что там произошло?

– Как что?! Наблюдатель ведь умер! Или нет?

– Наблюдатель? А-а! Тот мужик, который за тобой следил! Земляк.

– Откуда ты узнал, что он земляк?

– А я сразу это заподозрил – больно рожа у него не западная! Ну, я ему и сказал по-русски, чтоб он остановился и повернулся, а не то я его пристрелю. И он живенько отреагировал! Потом я проверил: точно, русский. Но с немецким «Персональаусвайсом 17 17 Personalausweiß (нем.) – удостоверение личности. ». Его фамилия Сиваков.

– Ты что, посмотрел его документы?! – удивилась Аня.

Макс кивнул.

– Когда?

– В туалете. Когда я туда вошел, он уже лежал на полу. То есть, пока я подобрал пистолет, разогнулся и дотопал до двери сортира, он успел травануться.

– Он отравился?

Макс опять кивнул.

– Ты уверен?

– Уверен. У него губы посинели, а на щеках специфический такой румянец. Ну, и запах миндаля. Короче, все признаки отравления цианистыми соединениями.

– То есть, он принял цианистый калий?

– Ну да.

– Значит, ему нельзя уже было помочь?

– Ты издеваешься? Это «калий-це-эн»! У него уже глаза застыли. Я, для порядка, все-таки пощупал ему шею – пульса, конечно, не было уже.

– Самоубийство… Но почему?

– Я так понимаю, что произошло недоразумение – он принял нас за кого-то, представлявшего для него смертельную опасность.

– Смертельную?

– Именно – иначе он не стал бы травиться. Выходит, так он боялся оказаться у них в руках. Похоже, мы попали, в чьи-то очень серьезные разборки.

– Но полиция…

– Что полиция?

– Они должны быстро выйти на нас!

– Не знаю, что они должны, но прошло уже шесть часов, и…

– Шесть часов?! – пораженно перебила Аня. – Не может быть!

– Да, шесть, и даже чуть больше. И никому мы пока что не нужны. Но если и придут, то что с того? Мы никого не убивали, и вообще, мы не совершили ничего противоправного.

– Но…

– Ну, что «но»?

– А пистолет?

– Но ведь он отравился.

– А твои отпечатки?

– Какие отпечатки? На чем?

– Ну, на его документах.

– Аусвайс его я взял бумажной салфеткой.

– А незаконное ношение?

– Ношение чего? Кто видел у меня пистолет, кроме тебя? – пожал плечами Макс. – И вообще, это мелочь. К твоему сведению, он не заряжен. Так что его можно квалифицировать как муляж, или пугач.

– Он не заряжен?! – изумилась Аня. – Почему ты мне об этом сразу не сказал?

– А зачем?

– То есть, – смутилась Аня, – как это «зачем»? А если бы…

– Если бы что?

– Ты давно пришел? – спросила Аня вместо ответа.

– Уже больше четырех часов, как я здесь.

– И куда ты пошел из кафе?

– Я отошел в неприметное место, чтобы не светиться, и стал ждать тебя.

– Куда же ты делся потом?

– Никуда. Я там и стоял.

– Почему же ты ко мне не подошел?

– Но ведь я ясно сказал тебе идти в отель, не дожидаясь меня. Или нет?

– Сказал. Но мне стало так страшно, когда я вышла и увидела, что тебя нигде нет.

– Я видел, как ты вертела головой, осматривалась в тоске. У меня даже под ложечкой защемило. Но дело в том, что за тобой кто-то следил.