Любовь Паршина - Сломанный крест. История чёрного серебра

Генерал теперь совсем не ходил и едва мог говорить, ворочая одной половиной рта.

Поскольку доктора не прогнозировали улучшения, он вызвал к себе подполковника Кречетова. Тот явился меньше чем через полчаса и к инвалидному креслу больного подошел без тени скрытой тревоги, неловкости или жалости к старому генералу.

Просто два сослуживца встретились по делу, не важно, что один из них инвалид, а другой недавно потерял сына. Кречетов прекрасно владел собой.

«Беда не приходит одна, – думал Кротов, глядя подполковнику в глаза. – Как же не вовремя все случается!.. Он слишком хороший человек. Честный, порядочный. Зря я выбрал его. Но теперь уже поздно что-либо менять…»

– У меня и у высшего руководства к вам очень серьезное поручение, Кречетов, – говорил генерал мучительно медленно. – Вы имеете право отказаться, но тогда… – он перевел дыхание, – тогда крайне важный проект будет заморожен на длительное время. Или ликвидирован…

– Я готов, – спокойно ответил Кречетов. Ответил без боязни, без раздумий, без патетики. Действительно готов служить, несмотря ни на что? Или ему теперь просто все равно?..

Генерал вздохнул и повел скрюченной рукой (махнуть не получилось).

– Выслушайте. Пути назад не будет. Вел проект я. Знают о нем немногие. Я уже не в состоянии… Но если вам понадобится совет при работе с… – генерал вновь умолк, тяжело, прерывисто дыша. – Проект давний и очень сложный. Надо постоянно курировать «объект». Объект тяжелый, я с ним подорвал здоровье… Откройте сейф. Там, за картиной, между окнами.

Кречетов подошел к репродукции простенького натюрморта, снял ее с крючка и набрал названный генералом шифр. Сейф оказался маленьким, но с толстыми стенками и даже собственным, внутренним освещением в виде двух светодиодных лампочек.

В сейфе лежала большая, толстая папка, запечатанная тремя сургучными печатями.

– Этот архив не был оцифрован, – прохрипел Кротов. – У вас в руках – все, что есть.

– Что же это за проект, о котором мало кто знает? – спросил Кречетов, касаясь кончиками пальцев гладкого сургуча и шероховатой, теплой бумаги.

Лицо парализованного перекосилось и не сразу стало понятно, что он усмехается.

– Этот проект… сам знает о себе.

– Хотелось бы располагать более полной информацией.

– Этот объект… Это… самостоятельное существо. Очень необычный агент. Дальше вы узнаете, когда распечатаете пакет. Если сделаете это, в отставку уйдете только ногами вперед. Или как я… Вот вам и полная информация. – Генерал помолчал. – Жаль взваливать это на вас, но другого найти не успеем. Нет времени для проверок. Нельзя надолго оставлять объект без наблюдения…

Андрей Павлович Кречетов размышлял недолго. У него была служба. Об отставке он не мог и думать – о пустых, страшных часах и днях с остановившимся временем.

– Я готов, товарищ генерал.

– Ну, с Богом, – пробормотал, наконец Кротов. – В папке три раздела. Возьмете первый, выучите наизусть, затем возьмете второй, затем третий. Вы должны изучить объект так, чтобы больше не возвращаться к бумагам. Потом вновь запечатаете пакет.

– Вас понял.

– И еще… Загляните в верхний ящик моего стола.

Кречетов выдвинул ящик письменного стола. В глубине на ровном, светлом дереве лежал ежедневник в обложке из темной кожи, а на нем – нижняя половинка старинного нательного креста. Крест был простой, медный, позеленевший от времени даже на сломе – видно, очень давнишнем.

– Возьмите крест, – проговорил генерал, немного хрипя. Старик устал. – Вторая часть у объекта.

– Как мне его найти?

– Он сам вас найдет. Скоро. Я сообщу ему о вас. И – последнее… – Кротов сделал паузу, отдышался. – Он – тварь! Мерзость. Не подпускайте его к себе и к своей семье. Он – объект, который можно и нужно эффективно использовать. Не подпускайте…

Генерал резко умолк – предостережение отняло у него последние силы. Собрав волю в кулак, он пробормотал:

– Можете быть свободны.

***

Часто решения, принятые в экстремальных или просто непривычных обстоятельствах, потом удивляют нас самих.

«Как я мог вот так просто, вдруг согласиться? Почему я не отказал?»

Сидя в такси, Андрей Кречетов почувствовал, что возвращается в привычную жизнь – возвращается из безвременья, из квартиры больного генерала, с пакетом таинственных документов в чужом портфеле, с чужим сломанным крестом, который до сих пор сжимал в руке.

Была четверть двенадцатого. Марина, жена, встретила его на пороге. Конечно, его не в первый раз вызывали на ночь глядя, но ей так хотелось представить, будто хоть что-то в простой жизни еще тревожит ее…

– Ну как там? Что случилось?

– Кротов…

– Что он опять?!

– Лежит с инсультом.

– Ой, прости Господи!

– Передал мне кое-какие дела, бедняга.

Марина закивала, помогла снять куртку. Да, сейчас Кротов бедняга. А раньше, бывало, его в этом доме называли иначе. Правда, редко и сгоряча.

Пока жена разогревала поздний ужин, Андрей Павлович удалился в свой кабинет и положил половинку креста в свет настольной лампы. Отверстие для шнурка было пробито не ровно посередине, а чуть сбоку, в углу широкой медной полоски. Хотя трудно было представить, что кто-то решил повесить себе на шею чужой сломанный крест – скорее всего, его носили на запястье или вовсе убирали на тайную полку после встречи с «объектом».

– Во что я ввязался? – спросил подполковник у крестика, осторожно трогая его пальцем. Крест был еще теплый, пропитанный живым теплом его ладони. – Осталось только связаться с твоим объектом… Что ж, будем зубрить бумаги и ждать его появления.

До рассвета просидел Кречетов над папкой из портфеля генерала. Он то отбрасывал вскрытый раздел в сторону, то с трудом сдерживался, чтобы не распечатать следующие, вопреки рекомендациям Кротова.

«Старик помешался на старости лет! – в сердцах думал он, перелистывая страницы. – Такого просто не бывает…»

Но чем дальше он читал, тем яснее сознавал реальность всех этих скользких предостережений и оговорок старого генерала, оценивал вероятность того, что напечатано и написано от руки на листах из папки. Листы были явно из разного времени – старые, пожелтевшие, годов шестидесятых, и недавние, на хорошей бумаге и с минимумом информации. Были, правда, и другие «новые» – перепечатанные снимки совсем старых бумаг и документов – таких в первом разделе попалось листа три или четыре, а один среди них был вообще с дореволюционной грамматикой.

Вздохнув, Кречетов вернулся к началу. Первый раздел имел заголовок: «Общие сведения о физических свойствах и возможностях объекта».

«Это все теория, подготовительный этап для создания проекта? Или непосредственная практика?.. Но тогда я совсем ничего не понимаю. Что же, от идеи генетически совершенного сверхчеловека перешли к экспериментам? Бред!» Кречетов чувствовал себя растерянным, озадаченным и от этого – весьма раздраженным.