Дмитрий Видинеев - Маша из дикого леса

Он остановил машину рядом с женщиной, открыл дверцу и выкрикнул приветливо:

– Садитесь, подвезу. Вижу, устали вы, да и гроза приближается.

Он обратил внимание на неприглядный вид потенциальной попутчицы: вся мокрая от пота, по сарафану расползались сальные пятна. А кожа – это просто ужас какой-то. Мелкие язвы на лице, шее, руках. До кучи, два отвратительных фурункула на лбу. И запах… как будто разложившийся труп смердит. Внутренний голос сказал Льву Николаевичу: «Закрой дверцу и уезжай!» Однако, пожилой любитель дачной жизни этот голос проигнорировал. Даже устыдился его. Не подвезти несчастную явно больную женщину? О нет, он сам себя уважать перестал бы, если бы не подвёз. А вонь можно и вытерпеть.

Грыжа глядела на старика с недоверием. Неужели в этом дерьмовом мире наконец-то свершилось чудо и нашёлся человек, который готов её подвезти? А может, этот старый пердун больной на всю башку извращенец? Должен, должен быть подвох.

Пророкотал гром, словно говоря от имени грозы: «Я приближаюсь! Прячьтесь пока не поздно!»

– Да садитесь в машину, – добродушно улыбнулся Лев Николаевич. – Вдвоём ехать веселей. Вам куда ехать-то?

– Мне до свалки, – выдавила Грыжа, и зачем-то указала пальцем вперёд.

– Ну… до свалки, так до свалки, – немного удивлённо произнёс Лев Николаевич. – Садитесь. Не бойтесь, денег за проезд с вас не возьму.

– Я на заднем сиденье тогда.

– Да как пожелаете.

Всё ещё с недоверием поглядывая на старика, Грыжа забралась в машину. Салон сразу же заполнился смрадом, однако у Льва Николаевича хватило выдержки и такта ничем не выдать своего недовольства. Правда, внутренний голос снова встрял: «Потом не забудь помыть сиденья. Весь салон отмой!» На этот раз Лев Николаевич с голосом согласился: помою, обязательно. Всё равно ведь собирался на днях…

Урча двигателем, «запорожец» двинулся по шоссе. Над лесом сверкнуло, ветер пригнул кроны деревьев, по обочинам закружились небольшие пыльные смерчи.

– Чувствую, гроза будет ого-го какая, – весело заявил Лев Николаевич. – Ну и ничего, правда? Мы ведь здесь, как в танке.

Улыбка далась ему нелегко. В голове пульсировала тревожная мысль: «А что у этой женщины с кожей? Не заразная ли болезнь?» Ещё не хватало в его-то возрасте подцепить что-нибудь эдакое. Вдыхая зловонный воздух, Лев Николаевич впервые жалел, что воспитан в джентельменском духе. Жалел, но улыбался. Он решил не просто помыть машину, а выдраить с хлоркой каждый сантиметр.

– А с другой стороны, – с натужной непринуждённостью продолжил он, – хороший дождик сейчас просто необходим. Листва вся пыльная. А уж мне, как огороднику, дождь всегда в радость. У меня ведь огород.

– Угу, – буркнула Грыжа.

Не нравился ей этот престарелый болтун. Огород у него, видишь ли. Должно быть, жрёт досыта, и понятия не имеет, что такое мучиться с похмелья. Правильный весь из себя такой, подвезти предложил, джентльмен чёртов. А улыбка-то фальшивая. Лыбится, а сам, небось, думает: «Что за вонючка ему попалась?» Урод. Он ничем не лучше тех деревенских мужиков, что оскорбляли, унижали её. Те хотя бы не прятали свои гнилые мыслишки за улыбками. Зачем он её подсадил? Из жалости? А вот хрен там! Сто пудов этот пердун грешил всю жизнь, а теперь добрыми делишками решил грешки свои искупить. Она повидала таких добрячков, знала, какие они на самом деле.

Тучи скрыли солнце. Предгрозовые сумерки разорвала вспышка. Над лесом прокатился рокот.

Неприязнь к старику быстро сменилась ненавистью. Ничего не подозревающий Лев Николаевич теперь представлялся Грыже олицетворением дерьмового мира – мира, который только забирал, но ничего не давал взамен. Распаляясь, она даже забыла, куда ехала. Накопившаяся за последнее время злость требовала выхода.

Лев Николаевич поглядел в зеркало, и улыбка сошла с его губ. Не понравились ему глаза этой дамочки, ох как не понравились. Безумные какие-то. И в них, словно бы зрело что-то дикое, злое. Даже жутко стало. Лев Николаевич уже откровенно жалел, что проигнорировал совет внутреннего голоса, и не проехал мимо. Он заметил, как с кончика мясистого носа женщины упала капля пота – не самое приятное зрелище.

– Да, дождик, это замечательно, – Лев Николаевич снова заговорил лишь затем, чтобы звуком собственного голоса развеять гнетущую атмосферу. – Только бы града не было…

– Заткнись! – прошипела Грыжа, подавшись вперёд.

– Что, простите? – опешил Лев Николаевич.

– Ты слышал меня, пердун старый, – Грыжа понимала: теперь она до вожделенной свалки не доедет, но гнев сдержать уже не могла: – Я таких как ты насквозь вижу. Ну, давай, скажи, что у тебя на языке вертится? Скажи, что я вонючая свинья! Думаешь, ты лучше меня? Интеллигентишка херов. Бородку козлиную отрастил…

Задрожав от возмущения, Лев Николаевич остановил машину, распахнул дверцу и выскочил наружу.

– Выходите, сейчас же! – голос его сорвался и прозвучал визгливо.

Мощная вспышка молнии озарила пространство, прогремел гром. Под порывами ветра шумела листва.

Грыжа выбралась из машины.

– Вези дальше.

Лев Николаевич замотал головой.

– Нет, увольте!

– А ну сел за руль, дерьмо старое!

– Я сяду! Сяду! И дальше поеду. Но без вас. Жалею, что решил помочь такой неблагодарной особе!

Лев Николаевич попытался сесть в машину, но Грыжа пихнула его ладонью в щуплую грудь, оттолкнув на пару шагов. Он совсем растерялся: да что же это творится?! От стресса в области сердца кольнула, бросило в жар.

Набычившись, Грыжа двинулась к нему. Лицо было перекошено, сквозь стиснутые зубы вырывалось шипение. Лев Николаевич попятился. Он понимал: с этой тучной крупной женщиной ему никак не справиться. Да и женщина ли она? Похоже, это само зло! Вон глаза какие. Как у лютого зверя. Нужно бежать!

Он развернулся и побежал. Вернее – быстро заковылял прочь, не в силах ускориться. Воздух ему казался горячим потоком, каждый вдох причинял боль. В голове возникла жалобная мысль: «Я старый. Ужасно старый. Не надо так со мной. Пожалуйста…» Сердце, словно тисками сжало, перед глазами замелькали тёмные пятна.

Грыжа шагала за ним по шоссе, сжимая и разжимая пальцы. Рот кривился в жутком подобии улыбки, глаза сверкали. Сейчас она видела в этом старике всех тех, кто унижал её, всех, кого в жизни ненавидела. Для неё больше не существовал окружающий мир. Она будто бы провалилась в иное измерение, где существовали только гроза и этот старик.

Среди туч расцвела серебристая ветвь молнии. От оглушительного грохота задрожала земля.

Лев Николаевич захрипел, схватившись за сердце, и рухнул на асфальт. Сквозь пелену перед глазами он видел, как к нему подошла женщина – тень на фоне вспышек. Она нависла над ним точно источающая смрад гора. Лев Николаевич чётко осознал: это последние секунды его жизни. Сердце сейчас остановится. С этим откровением исчез страх, но появилась обида. Пожилой дачник жалел, что не соберёт урожай своей экзотической редиски. Жалел, что не будет больше вечерами мечтать и строить планы на будущее. Он сделал судорожный вдох, а на выдохе его рассудок погрузился в вечную тьму.