Ганс Цвейг - Моргазм

– Ну так и у тебя двойные мысли насчёт ада, дружище. Какое же милосердие творят эти черти в своих бесовских танцах?

– Да, ты прав.

– Давай-ка закажем выпить и покумекаем.

Я ответил одобрительным жестом, и мы двинулись к барной стойке. Напыщенный татуированный бармен в футболке с надписью MP3 SLAYER повторил виски-колу для моего собеседника и «зелёную мочу» для меня.

– Так как тебя зовут, Yonic South? – безумно осклабился блондин.

– Эй, полегче, парень. «Мохнаткин Юг» это точно не обо мне. Зови меня Дэд Зеппелин.

– Героиновый Джилл. – протянул краба волосатый.

– Приятно познакомиться. И что ты здесь делаешь, Джилл?

– Исследую метаморфозы местной сцены. И, сказать по правде, я недоволен.

– Критикуешь – предлагай! – с деланым поучением усмехнулся я.

– Да с радостью, только в соло это делать не интересно. Нужен хотя бы ещё один энтузиаст.

– О, это ты по адресу. Я как раз сегодня распустил свой бэнд.

– Вау. Дай-ка угадаю, вы лабали пост-позитив-панк или примеряли на себя тэг «нью романтикс ревайвал»?

– Мне кажется, или ты настроен ко мне скептически? Разумеется, наши непотребства были не без налёта готики, но играли мы традиционный панк-рок.

– И что, ты хочешь играть «два топора»?

– Да нет же, к чёрту их. Я хочу играть, хм, как сказал этот Мистер Кил, «просто рок-н-ролл». Но, разумеется, необычный. Просто негоже снисходить до тэгопоклонничества.

– Да брось, парень. Они же сделаны просто для удобства.

– Конечно, мне ли не знать.

– Тогда не веди себя как те говнари, табуирующие слово на букву «пи». В том смысле, что никогда сами себя так не назовут. Поодиночке, по крайней мере, и при том всерьёз.

– Окей. Их впору называть писдэдами. Сокращение от «панк ис дэд».

– Ну-ну. Или с удвоенной «с», тогда это будет звучать как «ссаный дохляк».

Впереди нас роились незримые культи рукотворного шума, неумело кастрируемые примочками, купленными на деньги, сэкономленные от завтраков. Я потягивал голимый коктейль и осознавал, что сегодняшнее знакомство не было привычным пьяным трёпом, а претендует вылиться в предельно важную форму. Так всегда, когда не ищешь чего-то целенаправленно, бесконечно напрягая свой и без того неспокойный разум. По крайней мере, я это знал, но далеко не всегда практиковал, срываясь на обыденные ресантименты. Видимо, с моим уходом из жизни все однокоренные «бытию» слова канули в Лету, и теперь желаниям суждено было сбыться. Не зацикливаясь на лингвистических тупиках и оксюморонах, спустя несколько бокалов я просто выдавил:

– Я устал от всего этого дерьма. Оба любимых направления приелись в своём самом традиционном виде. И я вряд ли захотел бы сейчас исполнять их что в каноничной форме, что в состоянии их кривых отражений.

Героиновый Джилл лишь ухмыльнулся, глотая виски:

– Неужто кое-кто проникся сегодняшними группами?

– Всё это ненужное дерьмо, понимаешь? Их блэк метал нужен только ради мерча, а мерч только для того, чтобы его надевали рэперы. Не смотря на весь стильный ужас, выглядит довольно оригинально, пока не становится массовым.

– И что, тебе нравится рэп?

– Вовсе нет. Ну разве что пара танцевальных хитов, как и во всей поп-музыке. Но такая музыка нужна лишь для того, чтобы стадо размножалось.

– Ты хочешь сказать про гипнотические волны?

– Э-э, нет. Всё гораздо очевидней: это фон для танца, знаменующего дальнейшее совокупление и всего-то. В их лирике только и слов что об этом.

– Ну да, ведь все песни, как известно, о любви. – засмеялся Джилл.

– О, да. Даже если это горграйнд или rock against consumerism.

– Ага. Маньяки и драчуны тоже умеют любить, просто делают это немного по-другому.

– Вот только не надо мне лить это дерьмо про «ненависть – это тоже любовь» и так далее. Я устал от этого повсеместного псевдогуруизма.

– Окей. Пойдём лучше отсюда, возьмём пивка и выкурим косячок, бро!

– Вот это мне нравится уже куда больше.

Мы покинули клуб и зашагали в закат до ближайшего liquor store. Мне сразу вспомнился последний неудачный опыт покупки спиртного, вроде как оказавшийся сном. Это воспоминание потянуло за собой другое – о том, что я вроде как мёртв. Стало неприятно, и я затряс головой и телом так, что чуть не выронил сигарету. Джилл ухватил меня за плечо и спросил:

– Эй, дружище, с тобой всё в порядке?

– Да, просто чуть похолодело, невермайнд. – соврал я, для вида кутаясь в джинсовку.

– А, ничего страшного, у меня есть резон куда завалиться, вот только купим сперва бухла.

Через несколько шагов и поворотов по бетонному лабиринту, мы очутились у застекленных решетчатых дверей. Внутри небольшой лавки зелёным светлячком горела тусклая лампа, освещая полки с алкоголем и закусками. Пожилой продавец-азиат пробил нам три сикспэка и пару упаковок чипсов. (Как символично – три шестёрки!) Убрав купленное в большой пакет, мы вернулись на улицу, где Джилл указал в сторону трущоб. Он улыбался, а на кончиках его пальцев виднелась пустыня, поросшая полынью и каменными развалинами. Но, разумеется, для панка это было зелёным светом. Таким же, как тот, что струился из магазина за моей спиной.

Шатаясь от выпитого, но постепенно трезвея, мы пересекли несколько мусорных куч, диких садов и полуразрушенных зданий. Внезапно Героиновый Джилл, шедший впереди с пакетом, закинутым на плечо, остановился у заброшенного мотеля:

– Погнали!

Я, разумеется, не обломался. Бояться было нечего, кроме радости от проведенного времени. Тем более что может случиться с мёртвым.

Мы поднялись по боковой лестнице. Дойдя примерно до середины здания, мы остановились у двери с цифрой 13. Чёртова дюжина, как банально. Джилл толкнул дверь рукой, и она отворилась. Комната выглядела так, будто мы в ней не первые.

– Располагайся. – сказал он, включив лампу с причудливым торшером, откидывающим на стены психоделические тени.

Я опустился на край просевшего дивана и открыл банку пива, оглядываясь по сторонам. В углу пылился красный «телекастер», на порванных обоях висели музыкальные постеры, какие-то чёрно-белые фотографии, и даже изображение индуистского бога Ганеши. В противоположном углу тому, где стояла гитара, у окна серебрился синим шумом маленький гостиничный телевизор. Джилл тут же подошёл к нему и ударил кулаком по корпусу. На секунду изображение показалось и вновь исчезло. Это, по-видимому, огорчило светловолосого рокера: он открыл банку пива и плеснул в экран.

– Почему бы тебе просто его не вырубить?

– Я это только что и пытался сделать. – осклабился Джилл.

– Да нет, я про выключить .

– О, нет, кореш. Телевижн должен работать.

В памяти всплыли заветы одного эксцентричного музыкального идола. Телевизионный нойз вкупе с психоделическим торшером освещали замусоренную халупу в какой-то странной задумчивости и при том зловещей таинственности. Окурки, пачки из-под сигарет и чипсов, обрывки газет и использованные кондомы складывались в единый узор, гласящий о чём-то графическим кодом. Но, как и любое слово, он имел свой исключительный смысл для каждого отдельного зрителя.