Александр Васильев - Из тьмы

Они расположились в центре зала, на толстом пахнущем сыростью темно-сером ковре, рядом друг с другом. Коробка стояла перед ними.

Антон не спешил заглядывать внутрь. Он чувствовал, как его сердце монотонно, но с большой силой бьет в груди, отдаваясь гулким эхом в висках. Тревога и любопытство (а оно все же проснулось, пока он спускал коробку с чердака) сменяли друг друга с каждым ударом в грудной клетке.

Он уже не боялся того, что может там увидеть, но понимал, что память так просто ему не дастся.

Было еще одно чувство – волнение; смутное, сумбурное желание заглянуть за кулису и открыть, наконец, «ларец с тайнами».

– Пап?

Антон вздрогнул, все мысли разом развеялись в его сознании, осев пыльным смятением где-то глубоко внутри.

Девочка вопросительно вскинула брови.

Мужчина улыбнулся и аккуратно отложил пожелтевшую страницу в сторону, поборов желание взглянуть на текст. И, сдув пыль с коробки, открыл ее.

Внутри лежало семь картонных коричневых папок с типографской надписью «ДЕЛО №» и четыре блокнота. А под ними на дне коробки находилась красная пишущая машинка. На верхней панели слева на белой пластинке стояла надпись «UNIS», а справа на более тонкой пластинке значилось «tbm de Luxe».

– Нифига себе, – проговорила Дина, осматривая поставленную перед ней машинку. – Вот это древность. А она, вообще, работает?

Девочка нажала на клавишу «п». Литера с этой буквой вышла из своего ряда и приблизилась к черному валику, остановившись в полутора-сантиметрах от него.

– Ну вот, сломана, – пробубнила она.

– Почему же, – Антон быстро и с необходимой силой нажал на первую попавшуюся клавишу и литера стукнула о валик. Раздался щелчок, и станина сдвинулась влево. – Все в порядке. Просто ударять надо сильнее. Это тебе не «клава» от компа. Никакой нежности. Хотя, и перегибать тоже не стоит.

Девочка стукнула по нескольким клавишам.

– Так и пальцы отбить можно, – пробурчала она и, отвернувшись от машинки, взяла одну из папок. – А что здесь?

– Мне кажется, что в них мои детские рукописи, – неуверенно сказал Антон, открывая папку. – Мне тетя говорила, что я еще с детства пытался писать. Правда, я этого совсем не помню.

Внутри лежала тонкая тетрадь на двенадцать листов. На ее обложке, выцветающими от времени чернилами, было написано: «Сумиричный лес» . Внутри все листы были сплошь исписаны мелким корявым подчерком. Все строчки заходили за поля, каждая страница была пронумерована в нижнем углу.

В блокнотах обнаружились неумелые рисунки и множество записей, которые были пометками к уже написанному и описанием не реализованных идей. Пролистав пару из них, Антон отметил не менее дюжины идей к романам, уже имевших готовые названия.

«Нормально, – подумал мужчина. – Не так уж и глуп был в детстве. И „мозговой штурм“, похоже, отменяется. Думаю, что здесь есть за что зацепиться, нужно только оформить более конкретнее».

– Понятно, – девочка встала на ноги и заглянула в пустую коробку. – Сейчас ты опять с головой уйдешь в свою работу и, как говорила мама: «Выпадешь из этого мира надолго». Мне вот только интересно, – она внимательно посмотрела на отца, – почему ты это все здесь оставил?

Антон оторвался от записей и взглянул на дочь.

– Не знаю, – проговорил он, пожимая плечами. – Собственно, а был ли у меня выбор? После того как тетя Таня забрала меня из больницы, я не помню, чтобы мы сюда заезжали.

– Странно, что ты не помнишь, – серьезно сказала Дина. – Может ты головой ударился, в ДТП попал? Почему ты лежал в больнице?

Антон лишь пожал плечами.

Он собрал папки в стопку, поверх которой уложил блокноты.

– Твоя мама задавала мне те же вопросы, Дина, но… – он вновь пожал плечами. – Мне тетя Таня об этом ничего конкретного не говорила.

– А ты сам-то у нее спрашивал?

«Как же она похожа на Катю, – пронеслось в его голове. – Даже вопросы одни и те же».

– Нет, – проговорил Антон. – Не было причин спрашивать. Мне всегда хватало того, что было в настоящем. А когда вопросы все же появились, то было уже не у кого спрашивать, потому что тетя Таня умерла.

Девочка поджала губы и отвела взгляд.

– Ладно, – Антон попытался улыбнутся, но вышло плохо. В голове звенело – мысли о прошлом давали о себе знать. – Пойду пересмотрю, что я понаписал в детстве.

Дина ушла в свою комнату, а Антон понес папки в свою.

Детские рукописи ему пришлось положить на стул, так как сначала требовалось прибрать на столе. Початую бутылку вина он отнес на кухню и поставил в холодильник, а бокал лег в раковину. Порывшись на полках, он нашел пустой целлофановый пакет и, прихватив с собой нож, вернулся в комнату, чтобы соскрести воск с остатками свечей.

И вскоре папки легли на стол.

Но оставался еще вопрос, куда поставить пишущую машинку. Убирать ее обратно на чердак он не хотел. Все же когда-то он на ней работал, хоть и не помнит этого сейчас, и ностальгия брала верх.

Он взглянул на большой стеллаж с книгами. На второй полке снизу у двери, было достаточно места, если убрать пару книг. Что он и сделал. Два издания Дюма перекочевали на полку выше и легли поверх плотно заставленных собратьев. А машинка втиснулась на отведенное ей место.

Довольный собой, Антон коротко взглянул на папки и вышел на кухню.

– Дина, мы ведь не завтракали, да и обед уже пропустили! – громко сказал он.

– А я и не голодна, – ответила девочка. Она прошла в столовую, села за стол и взглянула на отца. – К тому же, и готовить-то особо не из чего. Твой Смирнов совсем о нас не позаботился. Пачка макарон на верхней полке справа над плитой, да десяток сосисок в холодильнике с пачкой майонеза. Зато кофе завались на соседней полке с макаронами.

Антон улыбнулся.

– Завтра я съезжу в магазин и куплю чего-нибудь более разнообразного. А сегодня макароны.

– От плиты, кстати, газом несет. Проветри сначала, прежде чем зажигать, – и девочка вновь ушла в свою комнату.

Когда вся приготовленная еда была съедена, а последняя вымытая тарелка легла на свое место, Антон в нетерпении зашел в свою комнату.

На столе, спокойно дожидаясь его, лежали папки и блокноты. За двадцать четыре года с ними ничего не случилось, и они вполне могли пролежать еще столько же. Вот только Антон более ждать не мог.

На секунду промелькнула мысль, что не стоит бередить потерянную память (прошлое должно оставаться в прошлом), что это ничего не даст, а только принесет новые вспышки боли. Но папки манили. В отличие от того, что было в его голове, что он считал «битыми файлами», эти бумаги были реальными, осязаемыми и видимыми носителями информации. И что бы ее извлечь, не требовалось напрягать извилины где-то «закоротившего» мозга, достаточно было просто прочитать.