Александр Васильев - Из тьмы

Дрожа от предвкушения, Антон сел за стол.

Он отложил блокноты в сторону и разложил папки перед собой. Каждая была пронумерована.

В первой лежали несколько тетрадных листов, полностью покрытых мелким подчерком. Паста от времени выцвела и приобрела светло-сиреневый оттенок. Пробежав взглядом по строчкам, Антон понял, что не везде может разобрать свой детский подчерк.

«Ладно, расшифровкой займемся позже», – подумал он и улыбнулся.

Отложив первую папку, он взял вторую.

Внутри были такие же вырванные из тетради и полностью исписанные листы.

В третьей уже лежала целая тетрадка и несколько маленьких листков с пометками.

В четвертой и пятой добавились белые листы формата A4 с отпечатанным на машинке текстом.

Шестая оказалась пустой.

– И какого? – проговорил он, осматривая папку со всех сторон. – Ни пометки, ни заметки. Хм, – он заглянул в седьмую. – Здесь начатый рассказ.

Он вновь взглянул на папку №6.

«Так, почему же ты пустая?»

За спиной скрипнула дверь, заставив Антона вздрогнуть от неожиданности.

– Ты чего? – спросила Дина, входя в комнату.

– Да так, задумался.

– Ты забыл, – и она положила на стол пожелтевший от времени лист с машинописным текстом. – Коробку я вынесла.

Девочка коротко взглянула на папки и, ничего больше не говоря, вышла, прикрыв за собой дверь.

Когда листок лег на стол, внутри Антона что-то сжалось, а в голове стало пусто. Слова дочери он слышал, словно они доносились из другой части дома, а о том, что она ушла, заметил только когда закрылась дверь.

Вернулось тревожное чувство, отдаваясь в висках отдаленным боем. А где-то посреди пустоты в его голове зазвучал странный мотив. Он казался знакомым, но Антон знал, что слова утеряны, и вспоминать их совсем не хотелось.

Взяв лист в руки, он заметил, что его пальцы дрожат.

«Что за бред, – подумал мужчина. – Это что страх? Из-за этой сраной страницы? Бред».

Тьма – как нечто материальное. Не отсутствие света, а словно вырванная из него плоть, кровоточащая ослепительной чернотой. Зияющая рана на теле пространства.

Словно живая разумная тварь, стремящаяся к распространению и сохранению, она заполняет все, до чего не дотягивается свет. Гнездится в потаенных углах, дремлет и выжидает своего часа.

И стоит солнцу зайти, как она появляется во всей своей красе.

Тьма разумна?

Нет?

Только не в этом месте.

Здесь ей даны сила и воля. Власть ночью и хитрость днем. Она безгранична.

И это мы сделали ее такой. Мы даровали ей свободу, наполнили ее злобой и нашими кошмарами. Именно мы поверили в ее материальность. Мы дали ей все то, в чем она нуждалась. И, получив бесперебойный источник питания, тьма разрослась, она эволюционировала, и стала опасна.

На протяжении веков мы кормили ее, лепили каждый мускул. Создавали все новые и новые легенды, скрывали страшные тайны. И продолжали оставаться невозмутимыми, даже не представляя насколько гигантским является глубоководный спрут на поверхности океана.

Мы забылись, и, превратив кошмар в игру, сами отдали себя ей на съедение.

Потеряв сначала город, а затем самих себя, мы в последствии потеряли и наших детей.

Тьма прибрала все.

Антон выпустил страницу из ослабевших пальцев. Его взор заполнила белая пелена. Гулкий бой в висках сменился тяжелыми ударами. БУХ-БУХ, – словно молот, бьющий по наковальне. А в ушах начал нарастать монотонный свист. По спине прокатился холод и, затаившись в затылке, острым щупом кольнул его сознание, погружая все вокруг в темноту.

Он бежал.

Нет, убегал.

Но от чего? Антон понимал, что за ним никто не гонится. Он был уверен в этом. Но обернуться и удостовериться в отсутствии погони не мог, как не мог и остановиться. Сделай он так, и все будет кончено. Это он знал. И был уверен в этом.

Стоит ему обернуться, и, чем бы ни было то, от чего он убегал, он окажется с ним лицом к лицу.

Пока он бежит – он в безопасности. Пока он не смотрит назад – за его спиной никого и ничего нет.

Мама всегда говорила, что под кроватью никто не живет. Что ночью никто не вылезет из приоткрытого шкафа. Что монстров не существует. И он всегда хотел ей верить. Ей, а не своему чутью. Не своему воображению, рисовавшему яркие и отчетливые картины скрюченных пальцев, тянущихся из-под кровати к его высунутой из-под одеяла лодыжке.

Ей и только ей он доверял своих монстров. И она приходила и без страха смотрела на них, не видя их, и делая их беспомощными. Только рядом с ней они всегда были не реальны. Но когда она выключала свет и уходила, он обязательно накрывался одеялом с головой, не допуская даже мысли, что хоть какая-то часть его тела останется открытой.

Но сейчас он не в кровати, чтобы укрыться от своих страхов. Здесь ему негде прятаться от монстров. И все что он может – это бежать. Бежать и не оборачиваться. Потому что стоит ему обернуться и…

Нет, монстров не существует! Так говорила мама.

Но одеялом нужно накрываться полностью. Поскольку, когда она уходит, – они возвращаются.

Противное липкое чувство охватывает его с головы до ног. Он чувствует, что больше не может бежать. Его тело цепенеет, и он падает.

Падает и кричит:

– Мама!

Антон вздрогнул от ощущения падения. В пересохшем горле застрял крик. А затекшее тело заныло от боли.

Веки показались ему тяжелыми, налитыми свинцом. Ему стоило не малых усилий, чтобы их открыть. Яркий свет единственной лампочки без абажура ударил по глазам, и инстинктивно он дернул рукой, чтобы их прикрыть.

– Господи, – проговорил он, отводя взгляд от потолка, и с недоумением уставился на возвышающийся над ним стол. – Какого?

«Я не в кровати, вот черт, – подумал он, поворачиваясь на бок и пытаясь встать. – Снова упал в обморок? Второй раз за сегодня – это не к добру».

Тело ныло от долгого лежания на полу, а ноги не хотели слушаться. И чтобы подняться, ему пришлось ухватиться за край столешницы, подтягивая себя на руках.

«Разбит, как после хорошей пьянки, но мозг работает».

Сев на стул, он взглянул на разложенные папки, поверх которых, привлекая его внимание, лежал пожелтевший лист.

«Что же в тебе такого? – подумал Антон. – Какую память ты пытаешься во мне разбудить, черт бы тебя побрал?»

Отведя взгляд от листка, он отодвинул штору и выглянул в окно. За стеклами зияла непроницаемая чернота.

– Вот и ночь на дворе, пора ложиться баиньки.

Он вложил листок в папку с наработками и сложил все свои детские рукописи в нижний ящик стола.

– Что ж…

Отведя руку от ящика, Антон замер. Его внимание привлекла тень. Она казалась смолянисто черной, и неправдоподобно резко контрастировала с освещенной частью пола. Сквозь нее не проглядывало ничего: тонули ножки стола, за четкой границей полностью терялся рисунок ковра, и его ноги…