Алекс Лоренц - Соня. Первый роман трилогии «Хоррор русского захолустья»

А вторая сообщуга была от…

От кого бы вы думали?

От Кирилла Александровича – моего классного руководителя. Который вроде как умер в психушке недавно.

Напомню: я у него спросил в ВК, как делишки. Прям вот сегодня. Просто по приколу. Мы раньше вообще довольно часто просто так переписывались. Ну, или не просто так. Я у него домашку по математике спрашивал, когда забывал записать. У него почти все ученики в друзьях. Продвинутый чел. Был.

И тут я, значит, такой открываю ВК, а там новое сообщение от… Кирилла, мать его, Александровича!

Кирилл

Здравствуй, Андрей. Все хорошо. Жарюсь в аду потихоньку. Чмоки!

Че за жесть?! Ппц.

Мне сразу стало ясно: аккаунт К.А. угнал какой-то мудак. Так часто бывает. Верняк, у вас тоже случалось – какое-нибудь прошаренное чмо взламывает ваш пароль, а потом просит всех ваших знакомых перевести ему бабки на карту. И находятся ж люди, которые переводят. Дэбилы.

А тут ваще жесть. Надо ж быть такой скотиной, чтоб писать от лица мертвого человека! Помню, один малый из нашей школы помер через год после выпуска. Из-за чего – никто толком не знал. Вроде болезнь какая-то генетическая. Деньги собирали родителям всей школой. Потом я по приколу на его страничку тоже зашел, а там указано, что он появлялся в сети уже после смерти. Жутковатое ощущение от этого. Типа, человек умер, а часть его личности как будто живет своей жизнью на странице ВК. Что-то там кому-то пишет, картинки чужие лайкает.

Вот и тут то же самое. Только я-то знаю, что это не Кирилл Александрович ни фига. Он никогда бы не написал слово «чмоки».

Ну, я и не стал молчать.

Андрей

Сучара, уйди из аккаунта К.А., он же мертвый!

Кирилл

Почему это ты решил, что я мертвый?

Тут-то мне рил не по себе стало. Умом-то я понимаю, что переписываюсь с кем-то другим, а по коже холодок такой неприятный.

Андрей

Так все говорят

Кирилл

Слушай больше. Вот он я!

Я решил подыграть.

Андрей

А куда вы пропали тогда?

Кирилл

Надо идти, черти со сковородкой заждались. Я тебе потом напишу.

И он вышел.

Я открыл его профиль. Долго смотрел на фотку. Пиджак, галстук, причесон модный – с аккуратным зачесом, но и с легким оттенком… бунтарства, что ли. Очочки. Задумчивое лицо, таинственный взгляд. Едва заметная улыбка. Таким он и был в жизни.

Я вглядывался в умные, живые, горящие глаза, знакомые с пятого класса.

Он отличался от остальных учителей. Даже к учителям-мужикам можно применять слово «училка». Но это только в большинстве случаев. Кирилл Александрович к большинству никогда не относился. Наставник, которому хочется не то чтобы подражать, но всегда стараешься, чтобы он тебя уважал. И высказывался он иногда так, что мы потом в разговорах между собой годами цитировали. Или в дневнике какую-нибудь смешную фигню напишет. В шестом классе одному малому написал: «Поклонялся Ктулху». Ну, тот типище себя и вправду неадекватно вел тогда. Кто такое Ктулху, мы так и не поняли толком. Вроде какая-то жуткая сказочная тварь. Было прикольно.

Смотрю я, значит, в эти слегка прищуренные глаза. Долго-долго. И мне начинает казаться, будто угол рта Кирилла Александровича поехал вверх. А один глаз прищурился немного сильнее. И от этого лицо сделалось каким-то не таким. Не то чтобы уродливым, но и приятным его уже не назовешь…

Померещилось. Нервишки расшалились.

Я ненадолго отвел взгляд от экрана. Перед глазами расплылись пятна фиолетового тумана.

Переключился со страницы Кирилла Александровича на Сонину.

Была в сети вчера в 22.30.

Хм… Мы с ней разошлись где-то в половину десятого. То есть еще час ее ВК был включен. Может, она даже с кем-то созванивалась или переписывалась.

Соня, где ты была все это время? Ты была жива? Или это только твой телефон продолжал жить своей жизнью? Или твой аккаунт ВК?..

Вот она, – жизнерадостная, с букетом цветов. От меня. Если бы с ней ничего плохого не случилось, она бы уже эту фотку удалила. И послала бы меня куда подальше. И я бы не возражал.

Уроки, что ли, сделать?..

Не, не буду. Ну их в пень. У меня железная отмаза: был на допросе в полиции. Предки подтвердят.

Пойду лучше посплю. Устал…

20

…Я лежу на кровати. Темно. На моей груди Алинина голова. Я вижу лишь ее волосы в свете экрана своего телефона.

Я листаю в ВК страничку Кирилла Александровича. Одна сплошная расчлененка: трупаки, кровища, части тел, внутренности. Фотки делались в одном и том же месте – подвале. Большое помещение. Подвешенные к потолку цепи, кресло с наручниками. Из стен торчат крюки. На двух из них, друг напротив друга, висят керосиновые лампы. В дальнем углу – деревянный стол. На нем – кусок хлеба, две сморщенные сосиски на тарелке, початая бутылка водки, банка с корнишонами. Маленькие огурцы похожи на отрубленные детские пальцы. В другом углу – продранный облезлый диван. Тоже забрызган кровью, но несильно.

Зачем Кирилл Александрович все это выкладывает? Он ведь казался нормальным мужиком…

А, точняк, это ведь не он…

Листаю вниз.

Обнаженная девушка в пыточном кресле. Вся в синяках и кровоточащих ссадинах. Позади, у стола, спиной к фотоаппарату кто-то стоит, склонившись. В слабом свете ламп можно разглядеть лишь очертания.

Я снова смотрю на девушку. Ее глаза вылезли из орбит. Кляп закреплен куском веревки – как будто длинный-длинный жуткий рот. Лицо изрезано ножом. Надрезы – не то буквы, не то символы. Лоб, скулы, щеки, подбородок, шея – знаки доходят до груди.

Эти прямые волосы. Растрепавшиеся и грязные, но все равно узнаваемые.

Соня! Что же он с тобой сотворил…

По моим щекам катятся слезы. Чувствую свое бессилие. Я никак не могу ей помочь.

Переключаюсь на самый верх страницы. Рассматриваю заглавную фотку Кирилла Александровича. Ехидная, злая, нездоровая улыбочка.

Я глажу Алину по волосам. Ощущаю влажное и липкое на своих пальцах.

Откуда этот противный запах? Мертвечиной, что ли, пахнет? Никогда не нюхал разложившиеся трупаки, но откуда-то знаю: это тот самый запах.

Может, это фотки с вэкашной стены учителя так пахнут?..

Зову Алину. Она не отзывается. Поворачиваю ее голову и понимаю, что… ничего, кроме головы, тут и нет.

Беру ее за волосы, смотрю в лицо. В то, что от него осталось. Сплошное истерзанное месиво. Вместо глаз две пустые ямы. Щеки порваны в лоскуты. Из гниющих пор сочится черноватая жижа.

Нижняя челюсть отваливается – и мне на грудь падают ошметки тухлого мяса, копошащиеся черви.

Швыряю эту дрянь в сторону. Она шмякается о стену. На обоях остается черное пятно.

Кирилл Александрович скалится. Рот перекошен. Из уголка по подбородку течет слюна. Волосы торчат колтунами. Пиджак мятый, с засохшими бурыми пятнами. Грязные, обломанные, кровоточащие ногти вцепились в подлокотники кресла. Пальцы от напряжения посинели.