Ольга Мартьянова - Исповедь мертвого эгоиста. Роман

– Сегодня полтинник исполнился бы.

– Почему «бы»?

– Потому что десять лет прошло с тех пор, как я умер…

– Значит, юбилей? – не придав значения его словам, с ухмылкой спросила я.

– Ну, можно и так сказать.

– Что же вы довели себя до такого состояния?

– Так сложилось. Не повезло.

Разговор не клеился. Мы подолгу молчали, размыш- ляя о своем, глядя на проносившиеся за окошком поля, деревья, мосты, будто хотели отыскать в мимолетном пейзаже ответы на собственные вопросы.

Но провидению все же угодно было сделать так, что- бы наша беседа продолжилась. На безымянной станции поезд неожиданно сделал остановку на несколько минут. Александр стремительно выбежал из вагона и вскоре воз- вратился назад, неся в руках целлофановый пакет. За сто- ликом мужчина раскрыл его, и мы, не сговариваясь, загля- нули внутрь. Оттуда, как джин из бутыли, бесцветной дым- кой потянулся задорный пар, и наши носы вдохнули запах детства. Аппетитная вареная картошка, заботливо усыпан- ная зеленым укропом, смотрела на голодных пассажиров, маня к себе. Две вилки одновременно воткнулись в одну и ту же картофелину. Мы рассмеялись. Напряжение исчезло.

– Как тебе картошечка? Да с твоими солеными огур- чиками? – подмигивая, задал вопрос Александр, переходя на «ты».

– М-мм, вкуснотища… – только и сумела ответить, смачно жуя.

Закончив с ужином и допив остатки водки, Александр вдруг задал вопрос, который волновал его с самого начала нашего знакомства:

– Скажи, а тебе интересно узнать, как я жил все эти годы?

– Да, Саша, мне очень интересно, – ответила я, будто мы давние друзья, не видевшиеся много лет.

– Хорошо, только расскажу тебе об этом завтра. Утомился что-то. Представляешь, стал быстро уставать. Как ты думаешь, почему?

– Это старость, – улыбнулась я.

– Она тоже так говорила…

Я смолчала. За окнами уже мерцали ночные редкие фонари, про- носились некие неведомые станции, входили и выходили загадочные пассажиры. Жизнь продолжалась, несмотря на позднее время. Но стоило лечь на свои полки, как под металлическое бряканье колес мы одновременно засопели. Утром разбудил солнечный луч, назойливо светивший в окно. Открыв глаза, первым делом взглянула на место, где вчера сидел Александр. Там было пусто. Не попрощавшись, мужчина исчез, будто его и не было. Не приснился ли мне этот странный пассажир?

Поезд внезапно дернуло, и с полочки, шурша страницами, выпала тетрадка. Нисколько не удивившись, взяла ее в руки. Веером пролистав странички, исписанные скорым почерком, почувствовала запах сырости. Понюхав тетрадь, открыла первую страницу, на которой было на- писано: «Меня зовут Александр. Человек с таким именем, коим обладали победители, защитники или талантливые, творческие люди, должен отличаться от тех, кому повезло меньше. Но недостаточно иметь имя, чтобы жизнь сложилась в единую картину мира. Кстати, все Александры плохо кончили. Но это так, к слову. Прежде чем окончить свой путь, я решил: пусть люди узнают обо мне после меня. Так появилась эта исповедь. Может быть, маленькая часть моей бесславной жизни послужит уроком. В любом случае, я был откровенен. Не все мои высказывания о жизни подходят вам, а многие вовсе не подходят, и мнение автора не всегда может совпадать с вашим, не возражаю. Моя же жизнь сложилась так, как сложилась…»

Глава 1

«Переправа, переправа, берег левый, берег правый». Кто из нас правый?

Мама моя родилась и выросла в интеллигентной семье учителей. После школы поступила в институт, получила диплом, удачно устроилась на работу в крупную компанию по одурачиванию населения. Там бывшая студентка обучалась хитрой науке «как продать непродаваемое».

Девушкой она была привлекательной, чем вызывала интерес стареющего директора-ловеласа. В своем возрасте он был еще мужчиной симпатичным. Одевался со вкусом. Следил за внешностью, был постоянным клиентом салонов красоты. Босс положил глаз на очаровательную помощницу и настойчиво оказывал ей знаки внимания. Добившись близкого расположения Людмилы (так звали девушку), в скором времени оказавшейся в «интересном положении», он попросил ее уволиться «по собственному желанию». Люда уволилась, и никаких дальнейших встреч с моим биологическим отцом больше не было. В таком удручающем состоянии, проклиная несчастную женскую долю, она вынашивала меня семь месяцев…

После появления на свет и началась моя вечная черная полоса…

Я увидел свет раньше срока с предсказанием акушерки: «не жилец». На удивление медицине, выжил. Не буду описывать свои болезни, дабы не утомлять читателя. Далее ждал круглосуточный садик, школа и улица. Мать оставляла на бабушку своего байстрюка (так называли детей, родившихся вне брака), которая всячески жалела меня. Школьные годы чудесные вспоминаю как страшный сон. Накануне Первого сентября сломал правую руку. В первый класс пришел с гипсом. Учителя невзлюбили меня, вел я себя вызывающе – нагло, по-хамски. Надо отдать должное, при этом учился неплохо: мамины гены и семя шефа удачно «проросли» в моем организме. Спасибо им хотя бы за то, что подарили мне память, сообразительность и физическую выносливость. Я участвовал в различных соревнованиях и школьных олимпиадах, занимая первые места. За это меня терпели. В день школьного выпускного вечера на моем прыщавом лице выскочили фурункулы. Праздник прорыдал в ванной комнате, проклиная судьбу-злодейку.

Таких «мелочей» в жизни множество, если быть точным, то они происходили постоянно. Я служил этаким магнитом для неприятностей. От меня всегда уходил последний транспорт, передо мной заканчивался товар. Если я стоял в очереди, обязательно впереди влезали человек пять пенсионеров какого-то «значения» или инвалиды труда и пьянки. Это была норма моего существования. Однако в юношеские годы я на это внимания не обращал, думая, что так живут все.

О своей службе в армии даже вспоминать не хочу: два года, выкинутые из жизни, в кирзачах и марш- бросках. После бабушкиного всеобъемлющего сочувствия тяжело оказаться среди неуправляемого разумом стада призывников и «дедов». Первый год меня чморили, а второй я мстил за себя новобранцам. Иногда это получалось. Радости не приносило: естественным образом шла борьба за выживание. Там, за забором воинской части, частенько происходит то, в чем на «гражданке» ты никому и никогда не сознаешься. Не потому, что подписал бумагу о неразглашении, а потому, что рассказать об этом слишком стыдно. Как говорится – «Все знают, что ты знаешь, и ты знаешь, что все знают, и ты, и все, кто знают, будут делать вид, что не знают». Делайте вывод…

Далее был институт. Проучился восемь из положенных пяти лет. Не мог сдать зачеты, и меня не допускали к экзаменам. Восемь лет – на свалку жизни… В результате пришлось устроиться на завод. Работа многие годы унижала мое высокое достоинство. Я верил, что родился для чего-то большего.