Джейн Хейли - Кристал

Следующим, не менее важным человеком в моей жизни является моя прекрасная сестра Джоанна. Сестра-близнец Нила. Ещё с детства она мечтала о карьере певицы, поэтому дни и ночи напролёт репетировала за закрытой дверью своей комнаты, куда было запрещено входить без стука. Но знаешь, как это бывает: хочешь чего-то очень сильно, а получаешь обратное. Так и было с моей Джоанной. В свои девятнадцать лет она похоронила свою мечту стать популярной певицей и старалась больше никогда об этом не вспоминать. Джоанна работала официанткой в баре рядом с нашим домом, встречалась с хорошим парнем по имени Патрик и получала свои заслуженные чаевые, а они были не маленькие, учитывая её шикарную внешность и природную обаятельность. Сейчас ей уже тридцать три года, и в жизни Джоанны мало что изменилось за эти долгие четырнадцать лет. Она вышла замуж за Патрика, родила сына, которого назвали Фрэди, и, пожалуй, на этом всё. Лицо Джоанны давно потеряло свой милый румянец, а роскошные русые волосы теперь всегда убраны в неопрятный хвост, собранный на скорую руку.

Очень часто внешность человека отображает его внутреннее состояние. По внешнему виду Джоанны можно было однозначно сказать, что её жизнь больше не приносила ей удовольствие. Однажды она поделилась со мной мыслями, в которых боялась признаться долгие годы даже самой себе:

– Знаешь, Кристал, а я ведь не люблю Патрика и не люблю свою работу. Кроме Фрэди я не вижу в жизни никакого смысла. Я не вижу перспектив. Неужели это всё, на что я способна?

В тот момент я ненадолго задумалась и не нашла ничего умнее, чем сказать:

– Джо, ты невероятная женщина с огромным потенциалом. Не опускай руки и иди за своей мечтой.

– Ты права! Сегодня же поговорю с Патриком и уволюсь с этой треклятой работы.

Правда была в том, что дальше нашего разговора дело так и не пошло.

Нил и Джоанна всегда были неразлучны, они чувствовали друг друга даже на расстоянии, хотя и были полной противоположностью. Джоанна была вспыльчивым и непоседливым ребёнком, ей всегда всего было мало. Нил же никогда не обращал внимания на выходки сестры, словно её недовольство было таким же обыденным состоянием, как дождь в пасмурную погоду. Он любил её разной и всегда защищал, даже если она была не права. В этом был весь Нил. Когда у Нила был сложный период в жизни, Джоанна была слишком занята своим новым парнем. Больше всего её волновало, что надеть на выпускной бал и как потерять девственность до поступления в колледж. Сейчас же не проходит и дня, чтобы она не жалела об этом. Их многолетняя связь с Нилом давно была потеряна, и от сердца Джоанны будто оторвали ровно половину.

Моя мама долгие годы тяжело переживала смерть отца. И дело даже не в том, что она не могла с этим смириться. Все из-за её слабости и страха перед одиночеством. Даже спустя время, когда раны, казалось бы, уже затянулись, она отказывалась искать работу по причине плохого самочувствия и перекладывала все заботы на Нила. Не думаю, что тогда он был готов принять всё это на себя. Но он был слишком мягким, чтобы отказать кому-либо. Не перечил ей и всегда старался угодить. Нил никогда не забывал, с каким трепетом и любовью она читала нам сказки на ночь и крепко обнимала перед сном. Эти воспоминания грели его, даже когда маму уже не интересовали наши победы и поражения, наши увлечения и мечты, наши проблемы и наши разочарования. Она отгородилась от нас непробиваемой стеной, когда мы нуждались в ней больше всего. Нил жалел её, укладывал спать, готовил нам еду и закупал продукты. После его ухода все эти проблемы свалились на наши с Джоанной хрупкие плечи.

Мама всё так же продолжала лежать на кровати и смотрела сериалы, год за годом. Сменялись только её личные прислуги. Сначала Джоанна, потом подросла я. Спустя время мама совсем перестала разговаривать с нами, отказывалась выходить на улицу и в итоге кровать стала её постоянным местом обитания. Мы поддерживали в ней жизнь, принося еду в постель и уговаривая принимать ванну по вечерам. Джоанна почти каждый день закатывала истерики:

– Когда она уже перестанет разыгрывать драму и вспомнит о своих обязанностях! Иначе, клянусь, я уйду!

После своих эмоциональных высказываний она обычно уезжала к Патрику на пару часов, чтобы прийти в себя. Я же оставалась с мамой наедине и вглядывалась в её спящее лицо. Я всё еще искала ответ на свой главный вопрос: «Мама, почему?». И потому могла часами сидеть у её кровати и размышлять. В голову маленькой Кристал приходили тысячи ответов, из которых большая часть были абсолютной чушью. Знаю ли я ответ на этот вопрос сейчас? Разумеется, нет.

Я ведь уже упоминала о том, что была не последним ребенком в семье? После меня родилась малышка Робин, ей был всего год, когда умер папа. Сейчас ей девятнадцать, мне двадцать три, и мы живём вместе на нашей первой съёмной квартире.

Нашей семье когда-то принадлежал небольшой дом, в котором мы жили до определенного момента времени. Дом достался моему отцу от прабабушки. В завещании было указано, что после его смерти дом будет принадлежать маме. О нас упоминания не было, но лишь потому, что папа никогда серьёзно не относился к бумажной волоките. Это завещание было написано ещё до нашего рождения под строгим контролем мамы. И кто бы мог подумать, что этот клочок бумажки окажется так важен в нашем недалёком будущем. Маму забрали в психиатрическую лечебницу, а дом достался нам после долгих судебных разбирательств. Только вот была одна проблема – денег на оплату счетов за дом не хватало. Джоанна была нашим единственным опекуном и добытчиком. Я воспитывала Робин, пока Джоанна была на работе. Довольно часто ночью мы оставались дома без Джоанны, так как именно ночью она зарабатывала куда больше чаевых, чем днём. В одну из таких ночей наши соседи вызвали службу опеки. Видимо, своей личной жизни у них не было, поэтому всё своё свободное время они тратили на слежку за нашей семьёй.

Джоанна до последнего боролась за опекунство над нами, но суд принял решение не в её пользу. Думаю, не стоит говорить о том, что это был один из самых сложных периодов в нашей жизни. Джоанна продала дом и разделила деньги на нас всех, включая Нила, открыв на каждого отдельный счёт в банке.

Мне было десять лет, а Робин шесть, когда нас отдали на воспитание в первую приёмную семью. В семье Эванс мы прожили около года. Их не устраивал вспыльчивый характер Робин. Однако отдать ребёнка обратно, было для них так же просто, как вернуть в магазин платье не по размеру. Да, сестренка часто отказывалась есть, сбрасывая тарелки на пол, и не подпускала к себе ни одного из приёмных родителей. Но это был её протест и я это понимала. Она просто была напуганным ребёнком. Жаль только, что некоторые взрослые ничего не видят дальше своего собственного носа. Куда проще рисовать себе идеально продуманную картину жизни. Разумеется, трудный ребёнок в планы семьи Эванс не входил.