Михаил Картышов - Солитариус. Книга первая

– Ради какой идеи? И вообще, что он за человек?

– О, Гиппократ – интереснейший человек! – Он снова сел на стул и, наклонившись ко мне, ещё тише прошептал: – Как по мне, он здесь единственный псих. С виду он добр и спокоен, однако глаза его выдают. В нём скрывается что-то страшное, какое-то чудовище, ей-богу! Сами увидите. Да и Бестия не лучше. Разве вы ничего не заметили, когда беседовали с ней?

– Я… Не знаю, вроде бы нет.

– По-моему, она нас ненавидит.

– Почему?

– У меня есть кое-какие предположения на этот счёт, но пока я предпочёл бы не говорить о них. Вы уверены, что ничего не заметили?

– Ну… Да, думаю, что если бы что-то такое было, я бы обратил внимание.

Сократ как-то подозрительно глянул на меня, выпрямился и снова заговорил нормальным голосом.

– Да, Гиппократ – личность выдающаяся. Он очень умён и невероятно проницателен. Он читает людей как открытую книгу. Однако это не мешает ему оставаться беспристрастным. Вы сегодня с ним встречаетесь, не так ли?

– Да, в шесть. Правда, я не знаю, куда идти.

– О, это ничего! Я вас провожу, если хотите. Или вот что… – Он посмотрел на часы позади меня. – Мы можем немного пройтись, и я вам всё покажу. Как раз успеем к обеду. Его подают с двенадцати до часа. Однако…

Тут он снова наклонился ко мне и прошептал:

– Я бы вам не советовал налегать на пищу.

– Почему? – перешёл на шёпот и я.

– Долго объяснять. Просто поверьте мне.

– Думаете…

– Тссс!

– А можно совсем не есть?

– В последнее время я тоже к этому склоняюсь. Но всё же лучше немного съедать, для вида.

Сократ встал и продолжил уже громким голосом.

– Однако если не желаете обедать в столовой, можете заказать необходимые продукты. Составьте список и отдайте его Бестии. Через какое-то время, но вряд ли раньше, чем через месяц, продукты будут у вас.

– Ясно, – я начал подозревать, что диагноз, поставленный Сократу, верен. – А как их доставляют? Кстати, ведь моя жена должна скоро приехать. Или прилететь?

– Наверное, она прилетит. Где-то неподалёку, но не на территории "Солитариуса", есть аэродром и склад. Провизию самолётами доставляют туда, а оттуда уже привозят на квадроциклах в столовую. По крайней мере, так говорит Бестия. Сам я ни разу не слышал шума самолёта.

– А вас кто-нибудь навещал?

– Нет, – помрачнел старик. – Жена моя умерла, а сын с дочерью… Однако мне не хочется об этом говорить, извините.

– Ничего, я понимаю. Значит, здесь есть повара и водители?

– Один водитель и три повара.

– Ну и?

Сократ непонимающе уставился на меня.

– Вы о чём?

– Вы разговаривали с ними? Пытались что-то узнать?

– О, конечно! Однако это бесполезно, – горько улыбнулся он, поглаживая бороду. – На все вопросы, касающиеся нашего прошлого, они отвечают: "Мы ничего об этом не знаем". А если спросить их о местонахождении "Солитариуса" или о чём-то, что может помочь нам это понять, они говорят: "Нам запрещено об этом говорить".

– Но для чего им понадобилось скрывать от нас это? – почесал я затылок.

Сократ приложил палец к губам и подошёл к входной двери. Затем приоткрыл её и высунул голову наружу.

"Да, похоже, что не якобы, – встревоженно подумал я. – Как бы он чего не вытворил…"

Он тихонько прикрыл дверь, повернулся ко мне и еле слышно прошептал:

– Для чего? Надо полагать, для того, чтобы мы не вспомнили, что мы оказались здесь не по собственному желанию, что нас держат здесь насильно – в качестве подопытных кроликов!

Я приподнял брови и хотел было спросить, почему он так думает, но в этот момент в дверь постучали. Сократ страшно побледнел, отшатнулся от двери и бросил на меня испуганный взгляд. "Неужели и правда кто-то…" – додумать эту мысль я не успел, потому что дверь открылась.

Вошедший мне не понравился с первого взгляда. Мужчина неопределённого возраста в лёгких чёрных брюках и белой рубашке с расстёгнутым воротом, бесцветные жидкие волосы, крючковатый нос, ухмылка на очень тонких губах и невероятно ехидное выражение лица, которое я перевёл на язык слов как "хочу сделать гадость!". Гость поклонился и скрипучим голосом произнёс:

– Моё почтение, господа… кролики, – он, ухмыляясь, подмигнул Сократу. – Смотрю, Хоттабыч, ты всё ещё мнишь себя рабом лампы.

– О чём вы… – дрожащим от гнева голосом начал Сократ, но незнакомец перебил его и повернулся ко мне:

– Видишь ли, Маяковский ты мой драгоценный, дедулька наш прямо-таки одержим этой идеей: дескать, заточили его, бедняжку, злодеи в белых халатах…

– Прошу прощения, кто вы? – прервал я его неторопливую едкую речь. – Почему вы мне тыкаете?

Гость почесал указательным пальцем левой руки верхнюю часть своего горбатого носа, поднял глаза к потолку и продекламировал:

– Кто я ? Ответ на сей вопрос сокрыт в глубинах разума Вселенной! Какой поэт во мне пропадает! – горестно вздохнул он.

Лицо Сократа источало отвращение. Казалось, он еле сдерживается, чтобы не кинуться на гостя. А тот продолжал, всё так же противно ухмыляясь:

– Я тебе тыкаю, Шекспир ты мой недорезанный, потому что знаю тебя лучше, чем ты сам. А если бы и не знал, так что ж? Можно подумать, ты что-то из себя представляешь, чтоб к тебе на вы обращаться.

– Жалкий вы червяк, вот вы кто! – всё-таки не выдержал Сократ. – Ничего нового, однако это переходит все границы! Подлец и негодяй! Я…я…

Он начал задыхаться от гнева, а гость громко и ехидно расхохотался.

– Ох, насмешил! Подлец и негодяй! Какая прелесть, добрый ты мой дедушка!

Я смотрел на него и не мог понять, чего он добивается.

– Послушайте! – сказал я ему. – Что вам нужно? Если вы пришли насмехаться над нами, то прошу сию минуту покинуть мою комнату. Сейчас же!

– Ого! Да наш Лермонтов осмелел! А если я не хочу покидать твою комнату, а? Что, вызовешь меня на дуэль? Если мне не изменяет память, а она мне не изменяет – в отличие от твоей, все рифмоплётчики ничего не смыслили в дуэлях.

– Есенин, пойдёмте отсюда! – Сократ попытался пройти мимо гостя, но тот загородил ему дорогу рукой, а потом вцепился ей Сократу в бороду и с силой дёрнул. Старик вскрикнул от боли и оттолкнул обидчика.

– Вы что себе позволяете, мерзавец?

– Абракадабра! Трах-тибидох! – подняв руку с волосами из бороды Сократа на уровень глаз, торжественно проговорил гость. – Хочу… чтоб… поганый Хоттабыч подох!

Он ликующе переводил взгляд с Сократа на меня. Я был настолько поражён, что не мог вымолвить ни слова. Сократ, видимо, тоже.

– Что же это такое?! – с притворным огорчением протянул незнакомец и бросил клок бороды на пол. – Хоттабыч, ты – шарлатан!

– Я… буду жаловаться Гиппократу, мерзкий вы человек! – чуть не плача, пробормотал Сократ. – Я всё ему расскажу!