Сергей Ермаков - Чужие игрушки. Часть 2

– Немцы долбили своих?

– Точно. А, мы им в этом активно помогали. Расстреливали немецкие танки из засады. Заодно верещали по-немецки, чтобы скорректировать огонь немецких батарей. Документы у нас были подлинные немецких танкистов. Так что, к нашим сообщениям немцы относились с доверием. Но, и это они прорюхали. Тут, то и начали они нас обкладывать как волков. Началась на нас настоящая охота. Но задачу, то мы считали, что уже выполнили с лихвой. Силы отвлекли на себя не малые, а главное, танки на себя отвлекли. Стали пробиваться к своим. Где немцы мы знали хорошо, а вот где наши ни фига. Вот и напоролись на своих. Ну, тут нас свои и взяли. Долбанули по нам из пушек. Кто в живых остался в немецкой форме были, да не просто не в немецкой, а в форме СС. Хорошо сразу не расстреляли. Сам понимаешь, о нашем задании перед строем никто не объявлял, и знали о нем очень немногие. Знали командир полка, особист, да человека два из штаба. Особист и командир погибли при прорыве из окружения. Нашелся один штабной из штаба дивизии, который знал об операции. Но, он не знал, ни деталей операции, ни меня в лицо и уж тем более моих ребят не знал. Его задача была правильно рассчитать выход основных сил из окружения, с учетом нашего удара. Тут и выскочил как черт из табакерки наш батальонный комиссар. Говно не тонет. В нашем полку тогда много ребят полегло, а у него ни царапины. Представляешь. Ну и рассказал, что он героически выводил наши войска из окружения, а мы драпанули, а поскольку на нас немецкая форма, то делайте выводы товарищи.

– Ну и чего?

– Да, повезло нам. Мы перед операцией свои документы в штаб сдали, ну и нашлись они. Вынесли их все-таки из окружения.

– Ну, так и дело с концом, документы то нашлись.

– Нашлись, то они нашлись. Да, только, со всем моим послужным списком. А ты-то помнишь, что это за список. Бывший враг народа, и так далее и тому подобное. Организатор вооруженного бунта в роте, и только потом командир отдельной разведроты. Плюсы все на паре листов разместились, а минусы целый том заняли. Мне тогда следователь-особист, с воспитательной целью перед моими глазами полистал мое личное дело. Но, правда ребятам все-таки повезло. Правда, и тут бабушка на двое сказала, повезло или нет. Ребятишки-то стали давать показания в мою пользу, на очных ставках молодцами держались, а это понимаешь было им самим совсем не на пользу. Думаю, загремели они все в штрафной батальон. Хотя, нет приказ двести двадцать семь позже вышел. До правды, тогда, конечно, докопались. Но, бдительность в отношении меня все-же решили проявить. И поехал я снова лес валить, на этот раз на Колыму. Потом вытаскивают меня с кича. Ты, спрашивают, в газодинамической лаборатории работал? Отвечаю, да, работал. Собирайся, поехали. Привезли в шарашку.

И поехал я снова лес валить, на этот раз на Колыму. Потом вытаскивают меня с кича. Ты

,спрашивают, в газодинамической лаборатории работал? Отвечаю, да работал. Собирайся, поехали. Привезли в шарашку. Работаю. А начальник у меня знаешь кто там был?

– Кто?

– А, сынок нашего батальонного комиссара. Морда сытая, наглая. Форма на нем была энкавэдэшная. Я не сразу сообразил, что он сынок нашего комиссара. Но, похвастаться он любил. Из личного моего дела вычитал, где я служил. Спросил не знал-ли я его отца. Как меня тогда угораздило, не сознаться ему, что мы друг друга хорошо знали. Но пронесло, думаю спроси он у своего папаши про меня, не долго мне после этого было бы землю топтать. Он быстро просек, что я работаю на уровне изобретений. Смотрю перед приездом начальства, садится и колдует над моими чертежами и расчетами. Перед начальством тянется. Вот говорит я тут подумал и посчитал, не желаете взглянуть, и сует мои чертежи. Потом я случайно у него на столе увидел авторское свидетельство на моей работе. Тогда до меня и дошло, зачем он у меня допытывался как составлять формулу изобретения.

– Вот гнида! Ну а дальше что?

– А, дальше, Витя, было вот что. Спасло меня, как раз, то, что этот гад украл у меня изобретение. Такая вот насмешка судьбы. Мы тогда продолжили работы над жидко-реактивными двигателями. Само топливо и окислители разрабатывали другие люди. От меня требовалось разработать конструкцию ракеты, чтобы во время движения, перемещение жидкого топлива не вызывало смещения центра тяжести ракеты. Это сейчас ракеты летают надежно как по маслу. А тогда половину испытаний были неудачными. Но, и неудачи продвигали нас вперед, главное было понять, где допущены ошибки. Я как то раз внес изменения в конструкцию, которые привели к успеху на испытаниях. А, внести эти изменения и доработки в рабочую документацию не успел. Куратор мой, сынок нашего комиссара, наблюдал наши успешные испытания, а почему они стали успешными поинтересоваться не удосужился. Решил похвастаться перед своим начальством своими заслугами. Я о его намерениях ничего не знал. Занимался доработками. Идея мне тогда одна пришла в голову. Отнес эскиз чертежа в опытные мастерские. Сделали доработку. Думаю, надо еще проверить правильно я доработку сделал или нет. Пометил я изделия, которые подлежат доработке меловыми крестиками. А, куратору ничего не сказал. Чего раньше времени трепаться. А, он решил, что все уже на мази. Меня, я так понимаю, чтобы я глаза не мозолил его руководству, он решил на время ответственных испытаний в карцер упрятать. Посмотрел он на меня эдакой лукавой усмешкой и говорит:

– Надо вам Хромов посидеть в карцере и подумать над своими ошибками. А там посмотрим, что с вами делать.

Ну, думаю, вот Федор и закончилась твой творческий труд на благо Родины.

– А, то, что у тебя успехи были в расчет не брали?

– Витя, а, кто знал-то о моих успехах? Только мой куратор. Он еще хоть что-то понимал в технике, а те, кто над ним, понимали только одно. Как перед хозяином хорошо выглядеть. Как бы его гнев на себя не навлечь. Ради этого они любого готовы были в порошок стереть.

– Но, они-то понимать должны были, что без таких как ты у них ничего не выйдет?

Федор Петрович горько усмехнулся:

– Витя, кто я для них был? Один из многих. Там и с более талантливыми не чикались. Считали, что новых отыщут. Мы для них были просто лагерная пыль. А, в это время пошла новая волна пересмотра старых дел. Несколько наших товарищей после пересмотра исчезли из нашей шарашки. И хорошо если просто их на Колыму лес валить отправили.

– Может их реабилитировали?

Хромов покачал головой:

– Навряд ли, Витя, скорее всего расстреляли. Ну так вот. Срок моей отсидки в карцере еще не закончился, а меня из него вытаскивают. А, на меня тогда такая апатия накатила. Думаю, плевать, все-равно один конец, может отмучился, расстреляют и дело с концом. Смотрю, нет, и на этот раз тащат меня не на особое совещание, а к следователю. Тут и выяснилось, что сынок нашего комиссара, взял одну из ракет, помеченную моим крестиком, поставил на пусковой стол и стал петь комиссии, что он настолько уверен в результатах испытаний, что не пойдет в блиндаж для наблюдения за испытаниями, а будет наблюдать прямо снаружи на полигоне. В результате ракета влетела прямехонько в амбразуру блиндажа, в которой сидела комиссия. В блиндаж она полностью не влетела, амбразура была узкая, но все, кто в блиндаже были, сгорели заживо. А, у моего куратора ни царапины. Тут он решил видимо все на меня свалить и меня окончательно подставить и потопить. Стал меня следователь допрашивать: