Сергей Ермаков - Чужие игрушки. Часть 2

– Ты ставил крестики на секретных изделиях?

– Да, я ставил.

Этот мне так угрюмо говорит:

– Значит сознаешься? Это правильно. Выходит, не зря тебе Хромом терроризм вменяли.

Ну я смотрю на следователя, молчу, поскольку предыдущий опыт мне говорит, молчи, целее будешь.

Сижу смотрю молча на следователя, помня, что любое, неосторожно сказанное слово только усугубляет приговор.

Следователь копается в бумагах на столе:

– Значит это из-за тебя приемочная комиссия погибла. Теперь это тебе с рук не сойдет

Ну я не выдержал и говорю:

– А причем здесь, крестики, которые я ставил и гибель приемочной комиссии?

– А, притом, что на испытание была представлено изделие с твоим крестиком. Спрашивается, почему именно это изделие оказалось неисправным и привело к аварии и гибели комиссии?

– Потому, что эти изделия требовали доработки и их я пометил как требующие доработки.

– А, в ваше авторское свидетельство на изобретении соответствует этой доработке?

– Какое мое изобретение?

А он мне:

– Ты, Хромов, дураком-то не прикидывайся. Вот об этом свидетельстве речь.

Показывает мне описание. Читаю, а это уже другое изобретение, не то которое я уже видел. Прочитал. Оказывается, позаимствовал мой куратор мои идеи двухмесячной давности. Смотрю я авторство, а моей фамилии там нет. Ну я следователю и говорю:

– Нет не соответствует это описание сделано без учета выполненных доработок. Только не мое это изобретение. Нет моей фамилии в списке авторов.

А это похоже для следователя стало неожиданностью. Смотрит он авторское свидетельство и говорит:

– Ах вот как? Действительно, зато фамилия вашего куратора на нем значится. А он утверждал, что это ваша работа.

Задумался следак, а потом спрашивает:

– А, вы предупредили вашего руководителя, что изделия требуют доработки?

Я головой мотаю:

– Виноват, не успел его предупредить, в карцер попал.

– А, что за доработка требовалась изделию?

Ну я ему:

– Чертеж на доработку лежит в экспериментальной мастерской, на чертеже сверху надпись – «внести изменение в изделия помеченные меловым крестом».

А, следователь так глаз прищурил и говорит:

– А, не могли вы сказать на очной ставке с вашим руководителем, что предупреждали его о доработке?

А, я ему:

– Но я же его не предупреждал. Это же будет ложь.

Посмотрел он на меня с сожалением и говорит:

– Ничего ты так Хромов и не понял.

Потом как заорет:

– Ты понимаешь идиот, что тебе хана. Если ты его не предупредил о доработках, тебя точно расстрел грозит.

– Ну расстреляют, значит расстреляют, когда-нибудь это должно случиться.

А он мне:

– Ну, ты идиот. Ничему тебя жизнь не научила. Дай показания на своего капитана, и все. Больше ничего не надо. Ты только подпиши протокол допроса, и я буду ходатайствовать о твоей реабилитации.

А я ему:

– Я такие показания давать не буду и подписывать тоже ничего не буду.

– Федор Петрович, так он что, все-таки понял, что ты прав, а сынок нашего комиссара гад?

– Ну, а т ы думаешь, там одни дураки были. Конечно догадался.

– Так чего ты на этого гада показания не дал? Посадили бы его, туда ему и дорога.

– Э, Витя, многие поддавались на эту уловку. Думали, что правду знают, и настоящих врагов народа на чистую воду выведут. А потом им предлагали уже вражескую шпионскую сеть раскрыть. Видел я таких на очных ставках. Скольких они за собой честных людей на дно утащили.

– Что все так безнадежно?

– Знаешь, лучше и не начинать в эти игры играть. Если бы даже это правда была, я бы все равно не подписал этих показаний. Увяз у птички коготок, и птичке конец. Так вот. Через неделю снова мне конвойный командует:

– С вещами на выход.

Иду думаю, это уж точно особое совещание. Размышляю, что мне дадут – расстрел или снова этап. Заводят меня, смотрю, никакого особого совещания, опять меня следователь ждет. Сидит подписывает какую-то бумагу. Протягивает мне. Читаю, освобождение и предписание на поселение в соответствии со статьей УК. Спрашиваю следователя:

– А не могли бы вы мне посодействовать попасть на фронт?

А он мне:

– Ты же, Хромов, не захотел мне посодействовать разоблачить врага, значит и я тебе не буду. Странные вы люди, враги народа. Все у вас не как у людей. Ты знаешь Хромов, что все чертежи в архиве по вашему секретному изделию подписаны твоим капитаном? Твоей подписи на чертежах, кроме того чертежа, что нашли в экспериментальной мастерской больше нигде нет.

Я удивился:

– Как так? Я же сам чертежи в архив сдавал.

А, следователь мне:

– А, вот так. Мы сейчас занимаемся деятельностью твоего начальника. Хочешь пойти с ним паровозом? Могу устроить. Подпиши протокол, что ты чертежи чертил и готово дело.

А, потом посмотрел на меня так оценивающе и говорит:

– Только, что-то мне подсказывает, что ты еще здесь можешь понадобиться. Поэтому и выталкиваю тебя от сюда, от греха подальше. На следствии тебя твой начальничек утопит, как пить дать, и глазом не моргнет. Так что, топай друг любезный от сюда.

– Так может все-таки этот следователь разобрался в твоем деле Федор Петрович?

Хромов скептически усмехнулся:

– На жилу он напал, Витя. Нашел врагов народа, и ни где-нибудь, а в святая святых – в органах. А, на разработки наши ему плевать было с высокой колокольни.

– Думаешь?

– А, чего тут думать, Витя. Знаю я эту породу, насмотрелся.

Хромов сделал паузу и продолжил:

– Я ему, вам видней гражданин следователь.

А он мне:

– Вот именно. Сиди там тихо, и не рыпайся. Все, пошел вон.

Попал я в маленький городишко, недалеко от сюда. Хожу отмечаться в комендатуру. А жрать нечего. Это в шарашке и лагере баланду и пайку дают, хоть какую, но дают, а здесь, как знаешь, так и обходись. На работу меня никуда не берут с моими документами и с моей пятьдесят восьмой статьей. Пошел по домам, попытался у простых людей чем-нибудь подзаработать, хоть хлебом разжиться. Землю копать, дрова пилить, мне не привыкать было. Куда там, людям самим хлебушка еле хватает. Женщины на меня вообще волком смотрят, рожу, говорят, отожрал здесь в тылу, а наши мужики на фронте кровь проливают. А, что им скажешь, правы они. Поперся я в военкомат. Военком со мною поговорил, выяснил что я имею фронтовой опыт. Говорит, приходи днями, сделаю на тебя запрос. Посмотрим, что ты за птица, может, наврал все мне тут с три короба. Документики-то у тебя мил человек подозрительные. Ну я перед военкоматом на лавочке и стал ночевать. Пару раз патруль меня задерживал. Я уж надеялся заберут в камеру, может накормят. Э, нет, не обломилось. Не захотели патрули со мною связываться, с лавочки шугнут и дальше топают. День на четвертый, военком сжалился, дал хлебца напоил горячим чаем. А еще через несколько дней, снова позвал меня в кабинет. Смотрит он на меня жалостливо и говорит: