Олег Рудковский - Каба́

Их взоры устремлены в сторону Игоря. Хотя тот и не считает себя уникумом, революционером или ясновидящим. Он бы с большим удовольствием стал таким, как все, и забыл про все эти докапывательные игры к чертовой матери. Но этого не происходит, а тактика докапывания становится все более жесткой. И что же тогда пролегает красной нитью между миром без докапывальщиков и миром с оными?

Верно. Он начал читать.

После того, как он провел тысячи часов в состоянии отключения от реальности, он начал догадываться, что не такая уж эта реальность – реальность. Другими словами, человек по определению не может провести часов шесть-восемь в подвешенном состоянии и даже не заметить, куда ушли эти часы и что в это время происходило. Подобное случается, когда мы спим, и люди привыкли списывать это регулярное состояние на человеческую природу, потому что так – у всех. Да никто даже и не думает об этом, по правде говоря. Но Игорь думал. Он все больше и больше начинал различать. Он вдруг обнаружил, что многие люди не выходят из этого транса никогда. Они продолжают жить в нем, возможно, после первой же прочитанной книги. Они никогда не просыпаются. Они никогда целиком не возвращаются в реальность.

Человечество для Игоря состояло, таким образом, их двух лагерей. Один, более многочисленный, – это те самые сонные люди, которые запутались в образах, навеянных им книгами. Другие – докапывальщики. Были еще «чужие люди», но с этими Игорь не торопился выносить суждение, он еще сам для себя не определил, что это за люди такие и не плод ли это его фантазии.

Быть может, вскоре он начнет различать больше. Быть может, «чужие люди» – и есть Каба?..

Систему он не догнал изначально, и система ответила ему своим безграничным презрением.

В первый же день школы Игорь начал смутно подозревать, что родители что-то упустили в спасении его достойного будущего. Все другие шкеты, его одноклассники на ближайшие 11 лет, казалось, прошли «Курс молодого школьника». Они с легкостью ориентировались в коридорах, знали, в каком направлении спортзал, где искать местную кормежку, где сокровищница знаний – учительская. Даже рассаживались по партам с осознанным видом, словно по предварительной броне. В общем, чувствовали себя своими в доску.

Игорь себя своим не чувствовал. В то время как все рассаживались, он стоял и тупил, пока училка не указала ему на свободное место в дальней части класса, куда он и уселся – рядом с Сережей Беговым. После этого он старался максимально спрятаться за партой и лишь озирался.

Потом он пообвык. Расслабился. Все-таки школа – это замкнутое пространство, а самое главное – ограниченное число докапывальщиков. Их можно изучить и приспособиться. Дима Шиляев, рыжий веснушчатый паренек, был докапывальщиком №1, как определил для себя Игорь. В первый же день школы Дима Шиляев умудрился довести до слез Лену Козленко с первой парты, после чего Диму пересадили от Лены подальше. В конце уроков Дима сцепился с Лехой Воробьевым, и Леха тому навалял, и с тех пор, насколько Игорь мог помнить, эти двое старались умело друг друга избегать. Тактика Димона Шиляева ака докапывальщика была настолько примитивной, что Игорь вывел для себя единственное правило: главное, не оставлять Шиляева за спиной. Даже если ничего толкового не придет в голову, тот просто пнет сзади и будет ржать, как конь. Сам себя Димон именовал «Ирландцем» и мечтал, что и другие его будут так погонять. Однако Игорь прозвал его в первый же день «Кореянин», и этнические корни тут были не при чем, а всего лишь цвет волос Димона, напомнивших Игорю съеденную на прошлой неделе морковь по-корейски. Мало того, Игорь умудрился еще и ляпнуть это при ком-то невзначай, и погоняло подхватило ветром и рассеяло по всему классу как волшебные семена Урфина Джюса. С того дня все поминали Димона за глаза «Кореянином», а некоторые – прямо в глаза, от чего тот начинал наливаться вишней. Хотя, на взгляд Игоря Мещерякова, быть корейцем также почетно, как и ирландцем. Докапывальщик №1 был иного мнения.

Леху же Воробьева – одного из тех, кто не гнушался звать Шиляева «Кореянином» во всеуслышанье,– Игорь поначалу тоже записал в гильдию потенциально опасных типов. Леха восседал за самой последней партой и швырял оттуда комментариями, шуточками и замечаниями. Впоследствии Игорь определил, что Леха – скорее тролль, чем докапывальщик. Тоже в принципе докапывальщик, но со своим кодексом. Как-то так. Главное, вычислить ключевые положения этого кодекса и не преступать их в присутствии Лехи, а то может и навалять, как Кореянцу Шиляеву. Драться, судя по всему, Леха умел и любил. Но сам первым никогда не лез.

Гоша Кухтеев, словоохотливый и улыбчивый мальчуган, был докапывальщиком с приветом. И с оттенком. Если Кореянина по-морковному нежелательно было иметь в очереди позади, то Кухтеев становился опасен лицом к лицу. Почему-то любил неожиданно хватать мальчиков за яйца и угорать с этого. Девочек не трогал. Может, трогал когда-то, до школы еще, но получил звездюлей и сменил ориентацию. Впрочем, тут ему тоже не дали разгуляться, а уже очень скоро растолковали, чем пахнет такое поведение. Гоша стал улыбаться значительно меньше, однако за все время учебы он нет-нет норовил в запале или во время игры пощупать пацанские причинные места. Игорь для себя прозвал его «Ктулху». Позже тот переехал и сменил школу.

Марат Ишмуратов, черненький и долговязый тип, оказался махровой истеричкой. На второй день школьных занятий где-то посеял ручку и развопился на весь класс, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно, требуя вернуть ему его собственность. Класс подивился на него в течение нескольких минут и занялся насущными делами. Леха Воробьев заметил с галерки «Марат-Ишмурат-Зиккурат», что бы это ни значило. Лена Козленко молча сунула Марату свою запасную ручку, чтобы тот больше не выл. Тот и не выл больше, насупился и весь день сидел обиженный, яростно строча одолженной ручкой. Назавтра Лена возмущалась, что ручку Марат так и не отдал. Он мог распсиховаться на пустом месте и не поддавался прогнозированию, от чего Игорь заключил, что общение с ним следует поделить на ноль. Для себя он прозвал его «Ревун».

Из девочек ему запомнилась прежде всего Лена Козленко и Алиса Болотникова. Лена Козленко из-за того, что та сидела за первой партой и с первой же минуты после первого же звонка начала усиленно тянуть руку, стремясь поделиться накопленными на подготовительных курсах знаниями. От постоянной тянучки правой рукой, или по иным причинам, у Лены уже к третьему классу стал развиваться сколиоз, и ей прописали корсет. Меньше тянуть руку та не стала, но делала это уже не столь исступленно. Лена была опрятной и правильной. Очень любила жрать, возможно, дома ее морили. Однажды Игорь видел, как та заглатывает на перемене бутерброд – чуть ли не целиком в рот пихала, при этом виновато озиралась, как бы прося прощения за проявление такого некошерного чувства, как голод. За это Игорь прозвал Лену «Саранчой».