Александр Перемышлин - Метель

Что это? Очередное видение? Многовато для одного человека. Я обрушил голову в ладони, хватаясь за волосы. Раз, два, три… Выдох.

Все хорошо. Я просто брежу. Вся эта религиозно-историческая чушь из книги плохо влияет на мой неокрепший разум!

Взобравшись на кровать, я ощутил, как к ногам вернулась сила. Физическая нагрузка была мне просто необходима. Доктор правильно понимал состояние моего здоровья. С одной стороны, во мне бушевала энергия, которую надо использовать, а с другой – мне не хватало стабильности, крепости тела.

Из широкого окна в комнату проникал призрачный серебристый свет, мягко отделявший мутные тени. Кровать была самым светлым местом в помещении. На ней же лежала моя новая одежда. Побывав в общественной столовой, я вдруг понял, как хорошо мне было, когда не носил все эти вещи. Вот о чем пытался сказать мне Док в тот день.

Чтобы не грустить, я открыл книгу в поисках той информации, которую рассказывал сегодня Доон. Моя нить-закладка выпала, когда я обронил книгу в коридоре. Поэтому я перелистывал страницы одну за другой. Вот «Предисловие», а вот и «Глава 1»:

«В средние века католическая церковь активно распространяла идею о том, что вся наша греховная земная жизнь, наполненная страданиями и телесными переживаниями, ничего не стоит. Главная цель истинного христианина состоит в спасении своей души. Важна лишь она. Истинно верующим и ведущим соответствующий образ жизни обещали Рай, а людям, идущим на поводу у своей плоти и дурных помыслов, что было неизменно связано, сулил вечный Ад.

Это очень удобная модель мира, говорящая «тянись к свету, а не ко тьме», однако она сильно упрощена, ведь свет и тьма – это самые древние супруги во Вселенной. Дед и Баба, Сера и Ртуть, Царь и его Королева, рождающие главное действующее лицо сюжета – человека.

Считается, что пребывание людей в материальном мире, – это время, за которое нужно успеть подготовить свою душу к Спасению. Под «спасением» понимается воссоединение человеческой души с Богом. То, что в индийской философии трактуется как Мокша – освобождение от вечного перерождения (Сансары) для слияния с Абсолютом. Идея одна, но трактовки различаются, ибо в современном Христианстве акцент Спасения ставится на избавлении от посмертного Ада. Этот акцент довольно сильно искажает основную мысль.

Ведь что такое «Спасение»?

В католичестве для этого принят термин «Salvation». «Salvus» имеет тот же корень, что и русское «Целый» и, в конечном итоге, «Коло». Другими словами, «не нарушенный, не прерванный, замкнутый». Образ, играющий огромную роль во всей древней философии, но никак не отвечающий требованиям известного нам в упрощенной форме церковного канона. Быть спасенным, таким образом, – это обрести целостность, что соответствует индийской Мокши – становлению частью Абсолюта. Именно поэтому Рай так тесно связан с ощущением блаженства: потеря себя как индивида и становление частью целого обеспечивает растворение в общем через потерю частного. Страдание же – удел индивидуального, вызванный отделением от целого (отрывом) и свободой выбора».

Чем дальше я продвигался, тем больше понимал, что вчера не читал ничего подобного. Возможно, бегло пролистал и выхватил какие-то сведения? Но почему я так уверенно рассказывал о христианской символике Доон?

«В православии принят термин «Спасение», в честь чего Иисуса Христа называют «Спасом». В греческой христианской традиции, имеющей общие корни с русским православием, Спасение именуется «Σωτηρία», что обычно читается как «Сотерия».

Слово «Спас» тождественно латинскому «specio», что значит «смотреть, обозревать, наблюдать», как и английское «spectator» (зритель), «spy» (шпионить), скифское «спу», то есть «глаз», что уже на столь поверхностном уровне вызывает логичный вопрос: а причем тут «спасать от мук адских», когда речь идет о «присмотре и наблюдении»?

Следуя за понятием Целостности, а также зная, что в «Сотерии» первый корень – это «σώω» (су), который восходит к общему индоевропейскому «сва» или «су», то есть некий «свод воедино, связывание», мы видим, что «спас» довольно точно подтверждается обрядом надевания нательного креста в христианстве – привязывания своего индивидуального к целому – к христианской Общине, олицетворяемой христианским Богом и Собором Святых».

Ну, наконец-то! Я нашел этот отрывок! Я, действительно, вычитал эти данные из книги! Вот только сомнения не хотели покидать мою голову, а повествование Гривина вело меня дальше:

«Дело в том, что символ креста обозначает как раз скрепление воедино. Второе, более народное, значение креста – это оберег от дурного. Вот и получается, что крест – это и скрепление, и оберег. Другими словами, крест – это безопасность и сила в единстве, что и есть настоящий смысл «Спасения».

Бог изображается в виде небесного глаза, поскольку Он, как смотритель («спас»), способен охватить взором весь мир, в то время как мы вращаемся внутри него. То есть, в отличие от земных существ, Бог видит всю картину целиком, как связанную систему, может охватить ее, то есть постигнуть. Таким образом, Бог находится вне этой системы, противопоставляется ей. Ведь только находясь вне мира, можно видеть его целиком, совсем как космонавты видят Земной шар издалека, понимая его реальные размеры, формы, наблюдая за атмосферными потоками и суточным вращением, а мы – земляне – удивляемся внезапному дождю и любуемся закатами.

Но если Бог – это «глаз» – субъект наблюдения, то что же тогда является объектом наблюдения? Чему противопоставлен Бог? Ответ – видимому материальному миру или, если давать ему имя, Сатане.

Да-да, «Лукавый» – это и есть наша «Явь», мир вещества, мир лиц и оболочек, имеющий множество форм. В то время как образ Господа – это олицетворение непроявленного, мыслимого, идеального. Взаимоотношения Бога и Дьявола, идеи и вещества, замысла и воплощения, именно в таком аспекте – это центр космогонии древних, понимание которой обязательно, так как дает способность воздействовать на материю».

Мой мозг буквально заскрипел. Я подумал, что от прочитанного, но только поначалу. Мне нестерпимо захотелось скинуть одежду – оболочку – и смыть с себя невидимый осадок этого «лукавого» мира. Мысли молниями забились внутри черепной коробки – текст книги запустил во мне механизм обрывочных воспоминаний, но на этот раз их было больше. Словно поток реки, перекрываемый хрупкой дамбой, готовый снести ее своей мощью. И мне было ясно, с чего такая сила, ведь теперь я мог предположить, откуда в моей голове вся эта утренняя информация по наузам. Она снилась мне этой ночью после чтения, но внезапное пробуждение и вызванная им ярость затмили сон, выгнав его в темные подземелья разума. Но теперь я вспоминал. И сон, и те события, что скрывались за ним.