Александр Перемышлин - Метель

Я стянул с себя душную одежду и залез в ванну. Вода медленно наполняла ее, погружая тело в невесомость и высвобождая мысли одну за другой до тех пор, пока в голове не осталась лишь тишина, а окружающее пространство перестало существовать. Я сделал глубокий вдох и ушел в глубины своего подсознания, нырнув в воду…

…Ветер, хлещущий по небритым щекам. Молодой человек, бредущий сквозь ночную темноту. Глаза, полные усталости, опущенные плечи. Хаотичный танец снежных хлопьев в усталом свете городских фонарей…

…Теперь он стоял на вершине холма, поднимающимся над густым зеленым лесом. Мужчина выглядел иначе, более уверенным, жестким и спокойным. Его глаза закрыты, а чуть сдвинутые брови образовали морщинку на лбу. Он держал в руках какой-то предмет прямо перед своим лицом и нашептывал ему неслышимые слова.

Может, он молился? Или прощался? Я бестелесным воздухом парил вокруг него, не имея возможности хоть как-то проявить себя.

«Я тебя освобождаю», – услышал я, приблизившись почти вплотную.

Мужчина открыл сжатые ладони – в них оказалась плетеная из веревок человекоподобная устрашающая кукла, сделанная словно из одного пучка толстых нитей, сходящихся в трапециевидной голове. Мужчина поцеловал ее, медленно выдыхая в нее воздух.

После этого он начал распускать веревки, развязывая узлы. Как только нить освобождалась, он отпускал ее восвояси. И с каждой улетевшей нитью, я чувствовал прилив сил, но не своих, а… ветра. Поток воздуха становился плотнее, и когда в руках мужчины остались всего три нити, ветер жадно вырвал их. Мужчина не сопротивлялся и позволил потоку унести остатки куклы.

Его сияющие глаза были полны радости и смотрели на горизонт. Ветер начал ослабевать, а вместе с ним и мое присутствие в данной сцене…

На берегу реки, полной солнечных бликов, столпился народ. Все хотели хоть краем глаза увидеть новорожденного, но волхв был широкоплечим, и малыш терялся в его руках. Маленький комочек, завернутый в красно-белый широкий пояс, который для него соткала Марья.

Рядом по колено в воде стояли молодые родители. Мать позволила себе пролить слезу счастья, отец крепко держал ее за руку. Остальные члены большой семьи остались на берегу, не смея переступить водную черту.

Я наблюдал за происходящим со стороны леса. И если быть честным, то пришел посмотреть не на обряд имянаречения – среди всей этой толпы меня интересовала лишь одна девушка, которая приходилась двоюродной сестрой имениннику. Я искал ее зоркими глазами среди прочих лиц, но не мог увидеть.

«О, бескрайнее море, что было вначале, – продолжал свою громкую речь волхв. – Ты полно жизни, полно силы, стремительно. Течешь и меняешься столь быстро, столь часто! Я вижу тебя рыбой, но вот ты – змея, а после конем ты пенишь свои воды, и брызги летят, словно птицы. Ты – мать, ты – муж, ты – бескрайнее поле, ты – туча небесная, ты – мурава. Позволь мне, лебедю, нырнуть в твои воды. Позволь мне, утице, достать сокровенное».

Волхв, чье лицо скрывала маска, начал раскачивать ребенка, приговаривая: «И нырнул лебедь, но не достал до дна. И нырнул лебедь снова, но не достал до дна. И нырнул лебедь в третий раз, и поднял со дна комок ила».

С этими словами волхв опустил ребенка в воду, отчего все вокруг замерли. Тишину разрезал пронзительный крик малыша, подхваченный ликованием толпы. Родители приняли свое дитя, чтобы завернуть его в сухое и теплое одеяло. Пока они это делали, волхв продолжил свою речь:

«И была сыра Земля, и была мутна Земля», – он набирал в горсть воды и взмахом окроплял народ на берегу.

В какой-то момент толпа разошлась, и моему взору открылось столь любимое девичье личико. Оно сияло в солнечных лучах, и капли разбрызганной воды на ее коже отражали этот блеск. Девушка с любопытством смотрела на брата и, наверно, мечтала, что когда-нибудь окажется на месте его родителей и так же будет принимать своего ребенка.

В светло-русые волосы по всей длине были вплетены красные маки вперемешку с другими полевыми цветами. Скоро наступит время, когда ей заплетут длинную косу, и тогда я смогу прийти в деревню, надеясь сделать ее своей женой. От несбыточности этой мечты я тихонько зарычал. Ну же, посмотри в сторону леса! Увидь меня! Но девушка была полностью увлечена обрядом.

Ребенка перепеленали, и он успокоился.

«И стала земля печься под солнцем. И стала она отделяться от моря вечного. И стала она связываться, крепнуть. И зацвела Явь, и раскинулась Явь, и была она тверда и прочна. И пошли по ней роды животные, роды крылатые, роды хвостатые. И лепились они все из твердеющего ила, и отделялись от Сырой Земли, и связывались узлами прочными».

Волхв подошел к родителям, держащим дитя.

«И завязалось дитя последнее, и было дано ему имя…», – ряженый наклонился к ребенку и прошептал его имя, затем он повторил его на ухо отцу, а после и матери. Достав из маленького мешочка амулет, волхв надел его на младенца, подвязав концы к другому оберегу – маленькой стреле.

«Дано не мною, а теми тремя»…

Я открыл под водой глаза и оцепенел, увидев прямо перед собой страшную трапециевидную голову с высунутым языком, вокруг которой обвивались змеи. Крик вышел бурными пузырями из моей глотки, и я вскочил на ноги, расплескивая на пол воду. В ванной находился только я…

Через два часа, как и было условлено, я направился к доктору. «Я учился кое-каким практикам», – сказал он мне вчера. Я очень надеялся, что одной из них был гипноз…

– Не проси меня об этом! – сразу возразил Док.

– Да я с ума скоро сойду! – кричал я в ответ.

– Нельзя тебе гипноз!

– Нужно, Док!

– Нет, нельзя!

– Но почему?

– Ты еще не готов!

– Да я призраков вижу на каждом углу!

Доктор так нахмурил брови, словно в нем проснулся безумный ученый, которому плевать на то, что произойдет с испытуемым, пусть хоть лопнет, ведь результаты исследования важнее.

– Ты о чем? – спросил он, смерив меня взглядом

В ответ я лишь развел руками. Мне отчего-то казалось, что врач сам прекрасно знает, что со мной происходит. Я не был уверен, откуда появилось это чувство, мог лишь догадываться, но упрямое недоверие к доктору несправедливо прорастало во мне с каждым днем, и это расстраивало, ведь от него зависела моя жизнь, к нему же я обратился за помощью. Просто больше было не к кому идти со своими странностями. И вообще, он сам виноват в моих психических проблемах: дал странную книгу, напугал своим умирающим миром, взвалил на меня демографические проблемы! Вот пусть теперь разбирается с этим клубком!

– Доктор, – начал я медленно и спокойно выговаривать предложения. – У меня в голове одни короткие замыкания. Я могу что-либо взболтнуть, а потом забыть, могу увидать что-то ненастоящее, но пугающе живое, вижу реалистичные сны, будто это воспоминания, но… того мира, что я вижу, уже давно, по твоим же словам, не существует! – я выходил из равновесия… снова. – Моя голова похожа на шкатулку с секретами. Таким пухлыми, жирными. Они давят, Док! Мне больно!