Александр Перемышлин - Метель

В общем, нам повезло, что те, кто тут жил до нас, позаботились о выживании. Самый главный у нас Уорд. Уже даже без имени, просто Уорд – один из Уордов – промышленный род. Его предок изобрел специальное покрытие для стекла, которое превратило все небоскребы в гигантские солнечные батареи. Вот, присмотрись, – доктор провел пальцем по поверхности окна.

От нажатия его пальца стекло покрылось едва видимой паутинкой. Вглядевшись, я увидел хитрые переплетения дорожек, как на микросхемах, только в разы тоньше. Тут были и плотные участки, и проводящие пути, и структура, похожая на соты. Невероятный золотистый технологический узор, преобразующий энергию солнца в электричество.

– От окна идут кабели, несущие энергию в аккумуляторы и электросеть. Конечно, таких объемов, как в древности, наши батареи не вырабатывают, – доктор указал пальцем на выключенные потолочные лампы, – но одного окна вполне хватает, чтобы твои обогреватели работали всю лютую ночь, не давая комнате и воде в трубах моментально замерзнуть. Первые двенадцать этажей работают на систему насосов в здании, лифты и на городские нужды. На остальных живут люди. А вон там, – доктор ткнул пальцем в сторону невысокого, по сравнению с нашим, зеркального небоскреба, находящегося в конце квартала, – располагается наша пищевая база. Мы выращиваем то, что еще можно вырастить. Овощи, фрукты. Их мало, но нам хватает. На первых этажах – лаборатории семьи Роуз, благодаря которым мы имеем синтетическое топливо и еду. Далее располагаются наши искусственные пастбища. Поблагодари за свой сегодняшний деликатесный суп почившего быка и владельца всей фермы Барри Ронсона. Выше располагаются теплицы. Еще пытаемся рыбу разводить, но результаты совсем плачевные, ее даже меньше, чем мяса – очень энергозатратный проект. Почти каждое здание внутри периметра вырабатывает энергию для «Кормилицы». Без нее не будет нас, сам понимаешь, поскольку других источников питания у нас просто нет. Разумеется, там же работает почти все население. Не задействованы только мусорщики, которые по совместительству еще и военные, утилизаторы снега для питьевой воды, инженеры Уорда, и я, как главный врач. Хотя признаюсь, люблю поработать руками на ферме Ронсона.

От информации у меня закипел мозг. Небоскребы-города, небоскребы-фермы, грибы-убийцы, а между ними – снежные улицы.

– Стой! – затряс я больной головой.

Доктор замолчал и искоса глянул на меня:

– В общем, я хотел сказать, что мы живем вот так уже 63 года… Добро пожаловать в Сидней.

– Неплохо…

– В какой-то степени… Вот только нас мало, – смутился доктор.

Я только и смог, что мысленно пожать плечами. Мало ли, много. После тех ужасов, что рассказал врач, я вообще был удивлен, что люди организовали какое-то общество, да еще технологическое и вполне себе автономное. Не знаю, как все это начиналось, но шестьдесят третий год от катастрофы казался мне довольно комфортным. Уорд и его семья должны гордиться собой за то, что смогли создать свой маленький мир где-то на краю ледяного света.

– Значит, это был Уорд? Когда меня нашли.

– Да, он.

– А кто-нибудь еще из Уордов жив?

– Его отец, тоже Уорд, умер 9 лет назад, через год после смерти своей супруги. Остался только один Уорд-младший.

– Наследники?

– Э… – доктор смутился еще больше. – Вот об этом нам и надо поговорить.

Фраза Доктора прозвучала как-то угрожающе, поэтому я перевел свой взгляд с темнеющего горизонта на него.

– У Уорда есть жена, Ребекка. Она целыми днями занимается тем, что воспитывает детей тех, кто занят на ферме или в лабораториях, – доктор помедлил. – Всего у нее 4 воспитанника. Три маленькие девочки и один пятилетний мальчик. Больше у нас детей нет.

Мои брови в недоумении сдвинулись.

– Есть еще шесть подростков 14—16 лет. И все.

– А остальные где?

– Их нет. Просто нет. Среди оставшихся нет мужчин младше 25 лет и женщин до 23.

– Почему?

Доктор медленно выдохнул:

– Кажется, мы больше не можем иметь детей. Я не знаю, что это. Женщин больше, чем мужчин, девочки рождаются чаще. Рождались чаще. Мальчики – это большая редкость. Да и те вырастают бесплодными мужчинами.

– Проблема в мужчинах?

– Да, у женщин патологий нет. Они способны вынашивать детей. Все дело в мужчинах, они просто стерильны. Будто природа наказала всех разом.

Доктор замолк. А у меня хаос мыслей начал складываться в четкую картину. Я моментально вспомнил утренний досмотр и вопрос главаря, много ли во мне силы. По телу вновь пробежал разряд, как от прикосновения доктора, я почти видел полную надежды улыбку главаря…

– Уорду нужно…

– Твое семя, – закончил за меня врач.

Он тут же засуетился, сославшись на то, что ему надо куда-то по делам, и торопливо направился к двери, но открыв ее, остановился.

– Ты полюбишь наш город. У тебя нет выбора. Твое появление здесь сродни благой вести для нас. И мы тебя изучим, – сказал он, стоя ко мне спиной, а затем обернулся и крайне серьезно посмотрел. – Я не знаю, кто ты, но я тебя вылечу. А затем ты окажешь этому гостеприимному месту услугу, дав нам ответы.

Если б не мое дурное самочувствие, я бы непременно поддержал довольно неловкую ситуацию. Но мне было не до этого.

– Радуйся, дурень! – послышался голос врача. – Ты теперь наш Священный бык! Поешь и отдыхай, – донеслось из-за запирающейся на ключ двери. – Загляну к тебе завтра.

Я стоял посреди комнаты, глядя на закрытый выход, слушая звуки удаляющихся шагов человека, которому было доверено мое здоровье. Тишина оглушила меня своей безысходностью. За моей спиной разворачивался сумеречный пейзаж, возможно, последнего человеческого поселения. Оно было таким же одиноким среди бесконечных просторов, как и я. Небо затянулось густым покровом, угрожавшим обрушиться на маленький беззащитный мирок. Его посланники-ветры торопились проникнуть внутрь моего убежища.

Шатаясь, я добрался до кровати и упал в ее объятия. Тело тонуло в мягкости и тепле. В глазах темнело, но сознание все еще сопротивлялось. Священный бык? Я? Бред.

В животе недовольно заурчало, что заставило меня вспомнить про принесенную доктором тарелку супа. Я нашел ее рядом с кроватью и с жадностью принялся поглощать все ее содержимое. Бульон был наваристым, мясным. Но самого мяса в нем не оказалось.

Выпив «суп» секунды за две, я повалился на спину. Меня мучила одышка, а мир будто сузился до размеров пятна на потолке. Запястье заныло от боли, а вслед за ним и все тело. Меня знобило и трясло. Священный бык, черт возьми. Вылечить меня. Бульон из быка… А мяса нет…

Я летел сквозь липкую тьму, встречая тусклые световые пятна. Бестелесный, невесомый, слитый воедино с пространством.