N - Всемирная паутина

Да, Джон бывал здесь часто, но ни разу в первой половине дня и ни разу в солнечную погоду.

Обойдя лучи со всех сторон и попытавшись к ним прикоснуться, он съёжился и вздрогнул: твёрдые иглы, сквозь которые проходит мерцающая, звенящая пыль, – волшебство!

– Тебе нужно чаще заходить сюда днём, – разбудил его низкий тёплый голос.

– Зачем? Чтобы ещё раз убедиться, что Бога нет? – съязвил Джон.

– Ну а разве лучи, которые ты пытался потрогать, – не ладонь Божья, тебе протянутая?

– Это физика, Ян. Обычная физика.

– Неужто ты скорее поверишь, что весь наш мир – обычная физика? Что всё, что нас окружает, – образовалось случайно?

Между ними чувствовалось напряжение, какое бывает между сыном и отцом. Джон развернулся лицом к Яну, стоявшему между рядами красно-коричневых скамей для прихожан, и пристально, вызывающе посмотрел на того.

– Я скорее поверил бы в Бога, ежели тот не допустил бы войны, в которой погибли мои родные. Я скорее поверил бы в Бога, если тот не подарил бы моей тётке рак, с которым она боролась несколько лет и в схватке с которым не победила. Почему, Ян, многие великие умы проводят всю жизнь в нищете, тогда как непроходимые тупицы зарабатывают состояния из ничего? Почему, когда путешествуешь с друзьями на автомобиле, вашу поездку сопровождают тела сбитых животных? Бог что, не любит енотов? Или кошек? Почему он так несправедлив? Зачем он создал этот мир, чтобы бесконечно издеваться над собственными детьми? Он садист?!

Улыбка почти полностью исчезла с лица Яна. Джон сделал шаг вперёд и наставил на того палец, словно нож.

– Когда я был маленьким, меня волновал один и тот же вопрос. Ян, ответьте, излечите меня от непонимания этого чудовищно несправедливого мира: Бог знает наперёд всё, что я подумаю и сделаю, так?

Ян опасливо кивнул.

– Тогда почему за грехи наказывают МЕНЯ?! Ведь он наперёд знает, что я буду делать, каждое моё деяние. Так зачем же он ждёт, пока я согрешу, а потом меня за это наказывает? И зачем он учит меня не грешить, хотя знает, что я оступлюсь? И дату, и время, и причину знает! Зачем разыгрывать это шоу, если грехи каждого из нас: и мои, и ваши – запрограммированы заранее? Что это за эксперимент? А, Ян? Почему Бог так несправедлив?!

Лицо Яна было серьёзным и растерянным. Джон постоял в ожидании ответа ещё несколько секунд, а потом осёкся и опустил руку:

– Простите, Ян, вы тут ни при чём… Этот вопрос адресован не к вам, к Богу, – он поднял голову вверх. – Что это за игра такая, в которую все проигрывают и от которой столько боли?

Из-под сводов потолка эти слова глухо накатывались волнами эха.

– Бог справедлив, – вкрадчиво заговорил Ян, – он воздаёт каждому по заслугам. Если в сердце твоём – честно, то и Бог с тобой будет честен…

– По заслугам? – взорвался Джон, – а чем Патрик такое заслужил?!

В животе гигантского монстра маленький Джон свирепо глазел на маленького Яна, указывая дрожащим от напряжения пальцем на маленького Патрика, который сидел в своей коляске в самом тёмном углу и ошарашенно глядел то на одного, то на другого.

Джон обмяк, махнул рукой и, тяжело дыша от волнения, под пристальным взглядом Яна и Патрика отправился к глиняному графину с водой. Там он налил себе холодной воды и, делая то глубокие вздохи, то большие глотки, закусил губы от досады.

– Прости меня, Патрик. Прости, дружище… – он виновато поднял глаза. – Не могу я спокойно смотреть на то, что «Бог» творит с тобой и со всеми нами… Не терплю несправедливость…

Он ссутулился немного, потёр нос.

– В физике всё честно, в математике всё честно, в компьютерной логике всё честно – машина сделает всё, что ей предписано делать, и не обманет, не подведёт. В компьютерах, которые придумал человек, результат будет честным и никаким иным. А в жизни, которую придумал Бог, всё несправедливо… И я Его не понимаю… – он опустил глаза в пол, – а, стало быть, и не принимаю Его тоже…

Джон налил ещё один стакан воды. Патрик, так и не проронивший до сих пор ни слова, задумчиво разглаживал ладонями на себе самодельную рясу. Ян, погружённый в тяжёлые размышления, медленно брёл к алтарю. Повисла грузная, зудящая тишина. Джон ёжился и переминался с ноги на ногу. Ян развернулся вполоборота:

– Возможно, ты и прав. У меня нет ответов на вопросы твои… Но я знаю одну истину: Создатель никогда не обидит высшую форму жизни на Земле – своих сынов – и всегда будет защищать и оберегать её.

В груди стало совершенно невыносимо. Хотелось забрать все слова обратно, но не было сил даже глаза поднять.

– Я, действительно, полагаю, что ты прав в чём-то, Джон… Ты умный и нежелающий мириться с действительностью мальчик, совершенно не умеющий соглашаться на неправду. Надеюсь, это свойство не помешает твоему счастью.

Он перевёл взгляд на Патрика, который, слегка наклонив голову, молча глядел в пустоту перед собой.

– Ты ещё здесь, Джон? Побудешь пять минут? – нетвёрдо спросил Ян.

– Да.

– Я пойду провожу Патрика на автобус домой и сразу назад.

– Так давайте я! – показалась возможность хотя бы чуть-чуть загладить свою вину.

Ян вздохнул и после паузы ответил:

– Давайте.

Затем он заглянул в лицо Патрику:

– В туалет пойдёшь? Помочь тебе?

Тот, не поднимая глаз, кивнул.

Остановка находилась метрах в трёхстах от церкви. Джон молча катил Патрика по мощёной мостовой, щурясь под яростными солнечными лучами. Противоречивые чувства обиды и вины не оставляли в покое. Он пересёк очередной перекрёсток, неуклюже долбанув коляску и при спуске с бордюра, и при подъёме на следующий. Теперь Джон заметил, что идёт в носке, и ступню начало натирать.

На другой стороне пустынной пыльной улицы показалась остановка. Они пересекли дорогу и встали на самом солнцепёке.

Через пару минут из-за угла появился старый унылый автобус с грустным лицом и облупившейся бледно-зелёной краской по бокам.

«Так… как тебя?..» – с трудом подхватив Патрика на руки, Джон потащил его к двери дребезжащего и кашляющего автобуса.

Ударив друга, пожалуй, обо все углы и невольно согнав какую-то бабушку с передних сидений, он уронил того на потрескавшееся тёмно-коричневое кресло и, потеряв равновесие, завалился сверху. Чертыхаясь, достал из-под Патрика руку, когда автобус почти тронулся.

– Эй, подождите! – закричал Джон, – Ещё кресло!

– Что, весь день будешь теперь возиться? А ну поднажми! – заскрипел толстый, пропитанный потом водитель, резко наступив на педаль тормоза так, что Джона откинуло вперёд, и он едва ухватился за поручень.

– Поаккуратнее нельзя? – обозлился он. – Тут вообще-то люди!

– Давай шевелись, малой! Не выводи меня!

Джон выскочил на остановку и попытался сложить коляску, чтобы та проходила в двери. Присев на колено, он пытался разглядеть под креслом механизм, нервно дёргая за все ручки, которые удавалось нащупать. На одном из колёс проволокой был приделан деревянный крест, на крыле которого выжигательным аппаратом начертано: «Найди то, что любишь». И чуть ниже в углу едва заметно: «Мама».