Кирилл Ластовец - Остаться на грани

– Моя подруга попала в больницу, ей стало плохо и ее увезли на скорой. Я у нее одна знакомая в этом городе, поэтому мне и позвонили, – выпалила она скороговоркой. – Прости, Карим, так неловко получилось – мне нужно поехать к ней. Я не могу ее бросить.

– Да, конечно, – попытался я войти в положение, тем более что личико Сусанны выглядело так умоляюще, что я не мог ничего возразить.

– Я была рада с тобой прогуляться, Карим, было правда очень весело, но такая ситуация… – заспешила она.

– Быть может, мне с тобой сходить? – вдруг осенила меня замечательная мысль, как можно было бы продолжить наше общение. Но моя спутница отчего-то не разделила моего энтузиазма.

– Не стоит, – мягко ответила она, – спасибо тебе огромное за проведенное время. Мы как-нибудь обязательно еще погуляем, – приобняв меня и не дожидаясь моего ответа, она поспешно запрыгнула в как раз в эту минуту подошедший к пустой остановке автобус.

Меня переполняли смятенные чувства: я был растерян из-за такого внезапного прерывания нашего первого свидания, но в тоже время и воодушевлен – она сказала, что ей было весело и интересно со мной! А это значило лишь одно – у меня были все шансы, и я не собирался их упускать.

– Алло! Ана́м 24 24 Ана́м (от крымско-тат. ана́ ) – мама. , селям алейкум! – с экрана ноутбука на меня смотрел мама. Картинка в Скайпе немного зависала, потому я видел ее с застывшей радостной улыбкой на лице.

– Алейкум селям, бала́м! 25 25 Бала́м (от крымско-тат. бала́ ) – дитя мое. Как дела у тебя? – кричала мне в наушники мама, вероятно полагая, что от этого связь станет лучше.

– У меня все хорошо. Продолжаю работать, коплю деньги, – с мамой я в последнее время связывался довольно редко – где-то раз в месяц. Каждый раз поздно возвращаясь с работы в кафешке, у меня не хватало сил больше ни на что, как завалиться спать. Я даже не ужинал, так как кушал перед выходом там же, вместе с уйгурами.

– Если у тебя нету денег, ты не молчи, все говори мне. Я тебе вышлю если что!

– Не надо, ана́м, сагъ олунъыз! 26 26 Сагъ олунъыз! (крымско-тат.) – Благодарю! Вы себе оставьте лучше, у меня всего хватает, я справляюсь. Спасибо, правда, не надо, – она продолжала работать в магазине и получала все те же копейки, а в последние месяца и того меньше, но всегда норовила отправить мне хоть что-то, переживая, чтобы я тут не сидел босой и голодный. Однако зарплату мне немного подняли, и теперь я мог даже откладывать понемногу. Раз в месяц я ходил в магазин, прикупал одежду к зиме.

– Ана́м… я еще кое-что хотел рассказать вам… – я должен был поделиться своими чувствами с самым близким мне человеком. – Мне нравится одна девушка, она крымская татарка. Мы гуляли с ней, общались, и мне кажется, что я люблю ее…

– Это хорошо, бала́м, – улыбнулась мама, – только будь осторожен, не принимай поспешных решений, будь рассудительным. Я знаю, что ты выберешь достойную, – мне стало легче, когда я открылся ей и получил слова поддержки. Но мне вдруг почему-то захотелось быстро перевести разговор на другую тему.

– Как там баба́? 27 27 Баба́ (крымско-тат.) – отец. Есть какие-то новости о нем? – в последний раз, когда я говорил с мамой по Скайпу, то узнал от нее, что дело отца вроде бы как собирались пересматривать. Об этом ей рассказал Амет, старый знакомый нашей семьи, который работал в полиции.

– Его оправдали, – лицо мамы вдруг погрустнело, – но только частично. Полковник Захаркин не смог найти доказательств и подтвердить, что баба́ это контрабандист Хызыр. Но он все равно оставил его в тюрьме. Теперь Исмета считают подельником Хызыра, его посредником в Крыму, – когда картинка на мониторе прояснилась, я увидел слезы на лице у мамы. Мне и самому от всего этого становилось так плохо… Я искренне надеялся, что в нашей стране еще осталось правосудие, но по факту местные чиновники вершили беспредел. Им нужно было закрыть преступника, отчитаться, что они провели опасную и важную операцию, и они всеми честными и нечестными путями это выполнили бы. Полковник не был исключением. Наверняка и он перед своим руководством отчитывался об успешно проведенном задержании крупного контрабандиста. А улики в сфабрикованном деле все не вязались у него, но папу он все равно решил посадить: «ничего страшного, что он не сам Хызыр – пускай будет его посредником»

– А неделю назад… – мама неожиданно запнулась, – я не хотела тебе говорить… волновать тебя…

– Что такое, ана́м? – сердце вдруг отчего-то заколотилось в груди, словно предчувствуя нехорошее.

– Исмет… баба́… он…

– Говорите, ана́м, не томите!

– У него случился инфаркт в КПЗ… его не успели спасти…

Все внутри меня в одно мгновение оборвалось, я даже подскочил с дивана, едва не уронив ноутбук на пол, но поймал его в последний момент. Какой-то ком подобрался к горлу, а глаза сдавило. Мне захотелось уйти далеко-далеко, в лес, в глухой лес, чтобы никого не видеть и не слышать. Это не могло быть правдой! Разве могло быть так: был человек, и тут раз – его больше нету? Это не должно было быть так! Это все этот чертов полковник Захаркин был виноват! Эта мразь оклеветала отца и нашу семью! Эта гнида отправила папу в тюрьму!

– Я должен приехать на похороны, ана́м, – голос мой однако, несмотря на бушующие внутри эмоции, звучал спокойно и монотонно.

– Нет, ни в коем случае Карим! – я был немного введен в ступор таким резким ответом мамы. – Полковник, ему недостаточно было уже причиненного горя нашей семье. Теперь… как Исмета не стало… ты – главный подозреваемый в деле. Тебя объявили в розыск, Карим. Тебе нельзя приезжать… Прочти сегодня намаз, бала́м, за его душу, – смягчился мамин голос, – попроси, как и я прошу у него каждый день, чтобы Аллах принял его душу к себе…

Выходило, что, как бы я не хотел оказать последние почести папе, проститься с ним, но меня лишили и этой возможности. Виной всему был пресловутый полковник, которого я с каждым мгновением начинал все больше и больше ненавидеть… В тот же вечер, после разговора с мамой я отправился в местную мечеть на вечерний намаз. Мне стало стыдно, что за все время в Стамбуле я был в мечети всего несколько раз и то, как турист.

– Ну, что, ты долго там еще? – постучал костяшками пальцев по деревянной двери примерочной кабинки Ильяс. Те дни, когда мы с ним вместе бороздили весь город, изучая новые места, уже давно прошли. Наступили холода, близилась зима и нам уже было не до этого, поэтому теперь уже редко когда мне удавалось вытащить Ильяса из его европейской части города в свою, азиатскую. Но сегодняшний вечер был исключением – я наконец скопил достаточно денег, чтобы купить классическое пальто, которое уже пару месяцев назад присмотрел в магазине. Оно мне казалось даже куда более классным, чем то, что я брал в долг у своего друга. Я застегнул верхнюю пуговицу, бросил на себя последний взгляд в зеркало и вышел.