Валерия Анненкова - Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце

– Вы так это сказали, словно у меня есть еще один сын… – мужчина приблизился к жене, положив руки на ее плечи.

– А я уж не знаю, дорогой мой Александр Леонидович, сколько у вас детей! После сегодняшнего я уже ни в чем не уверена!

Ее голос дрожал, тело билось в мелкой дрожи, к глазам подступали слезы. Анастасия Николаевна дернулась, заставив супруга убрать руку. Она вновь начала расхаживать по комнате, не в силах разобраться в своих мыслях, не дающих сосредоточиться на одном вопросе: «Можно ли обвинить Лагардова?» В ней боролись два человека: любящая жена, готовая на все ради мужа, и ревнивая супруга, способная уничтожить мужчину за только один взгляд, брошенный в сторону привлекательной девушки. Анастасия Николаевна могла еще долго бродить, прикрывая лицо руками и с трудом сдерживая слезы, но какая-то слабость заставила ее остановиться, замерев на месте.

Статский советник сделал пару шагов к ней, затем тихо прошептал: «Я прошу вас соблюдать приличия и не начинать ссору!» Она усмехнулась, а потом и вовсе позволила безумному смеху охватить ее. В голове женщины никак не укладывалась фраза мужа. Это он просил ее соблюдать приличия? Человек, позволивший себе прилюдно сегодня обнимать молодую свояченицу?

Поняв, что Анастасия Николаевна находится на грани скандала, Лагардов пошатнулся, закрыл глаза и судорожно сглотнул. Когда он снова посмотрел на нее, то оказался в кольце её слабых тонких рук. Александр Леонидович несмело вдохнул запах её волос, слегка обняв. Какой безумный порыв заставил ее так поступить – он не знал, да и не хотел знать.

Они простояли так с несколько минут, пока Лагардов осторожно не оттолкнул супругу и не сел на кровать, ясно дав ей понять, что собирается лечь спать. Он снял пиджак и расстегнул рубашку, не отрывая от неё своих спокойных светло-серых глаз. Анастасия Николаевна не двигалась, смело, даже дерзко, удерживая его взгляд.

– Утром мне рано вставать, дорогая, давай спать, – спокойно сказал Александр Леонидович.

Она кивнула, но даже не легла в постель. Приподняв ночное платье, женщина присела на колени супруга, лицом к нему, медленно развела его руки в стороны своими и поцеловала его в щеку. Женщина потянулась к брюкам Лагардова. Пальцы нетерпеливо расстегивали пуговицы.

Перед глазами Александра Леонидовича все мелькал образ молоденькой демоницы. Пламя вмиг прильнуло к напряженной плоти, коснувшейся темной ткани. Так хотелось ощутить ее трепещущее под ласками юное тело, провести ладонью по плоскому животу, ворваться в нетронутое лоно. В горле пересохло, как только суховатые губы жены коснулись его твердого естества. Слишком коварно. Невыносимо. Желанно.

Он, толкнув Анастасию Николаевну, поднялся, застегивая пуговицы.

– Скажи, милый мой муж, ты желаешь ее? Да? – смело взглянув на него, произнесла она. – Поэтому ты весь день сторонишься меня, так?

Лагардов молчал. Женщина закусила губу. Молчание супруга тяготило ее. Тишина постепенно сковывала разум. Александр Леонидович только сейчас начал осознавать, какую ошибку он допустил, сразу же не опровергнув предположение жены, ведь Анастасия Николаевна была сторонницей той самой нелепой теории, гласившей, что молчание всегда является знаком согласия. Именно это могло быть причиной скандала, какового так боялся мужчина. Безумная улыбка, доселе касающаяся губ женщины, вмиг исчезла, уступив место сумасшедшему гневу. Она подбежала к шкафу схватила хрустальную шкатулку, которую Лагардов подарил ей в день свадьбы, и, занеся ее над головой, бросила на пол. Хрусталь тут же разлетелся на мелкие осколки, драгоценности, хранившиеся в этой искусно сделанной вещице, также со щемящим душу треском пали к ногам статского советника.

– Что ты творишь? – достаточно спокойно спросил Александр Леонидович, грозно взглянув на жену.

– А ты? Думаешь, я не видела, как ты смотрел на нее! Думаешь, я не замечала, как ты обнимал ее?

Женщина опять засмеялась, а затем, наступая босыми ногами на острый хрусталь, подошла к нему. Ее руки вцепились в воротник его белой рубашки, сжались в кулачки, будто желая разорвать ткань. Лагардов перехватил ее запястья, отодвинул их и направился к двери. Анастасия Николаевна, не замечая той ноющей боли, что вызывали крошечные осколки, застрявшие в коже ног, бросилась вслед за ним.

Резко захлопнувшаяся дверь прямо перед лицом, заставила ее остановиться. Тут послышался звук поворачивающегося в замочной скважине ключа.

– Так вы из меня теперь затворницу решили сделать! Да? – кричала она, смеясь и ударяя руками в дверь. – Анна все равно не будет вашей! Нет, не будет! Ее замуж выдадут…

Лагардов ничего не ответил. Он не хотел думать об том. Мужчина резко ощутил, как край его штанины дергала чья-то маленькая ручка. Он с опаско, словно земля вот-вот могла уйти из-под ног, посмотрел на Алешу, чьи глаза выражали непонимание и страх. Мальчик смотрел на отца, очевидно, надеясь узнать у него, почему мама так громко кричала. Александр Леонидович наклонился к ребенку и, аккуратно взяв его на руки, поцеловал в крошечный лобик.

– Папочка, милый мой папа, – тихо прошептал мальчишка, положив голову на плечо мужчины, – что такое с мамой? Почему вы ругаетесь?

– С чего ты взял? – как ни в чем не бывало, спросил Лагардов.

Он, не опуская ребенка, отошел вместе с ним от двери, за которой все еще слышались крики Анастасии Николаевны. Статский советник шел по темному коридору и продолжал нести Алешку, крепко обхватившего его шею слабенькими ручонками. Мальчик смотрел через плечо отца назад, не сводя глаз с двери, ставшей стеной между ним и мамой. Лагардов, казалось, чувствовал это и старался поскорее унести Алешу подальше от места, где ему не стоило находиться. Вскоре они повернули направо, и дверь исчезла из поля зрения ребенка, оставив его наедине с догадками о причине ссоры родителей.

Мужчина вошел в комнату мальчика, опустил того на кровать и присел рядом с ним. Несколько секунд он просто смотрел на Алешу, любуясь его лицом – мальчик вовсе не был похож на мать, скорее, он являлся копией отца. Тот же темный цвет волос, те же светлые глаза, по строению похожие на печальные, те же плоские губы – все это уподобляло ребенка папе, превращая его в маленькую копию.

Лагардов вздохнул – как же быстро пролетели пять лет! А ведь, как ему казалось, совсем недавно он качал на руках младенца, доверчиво смотревшего на него. Сегодня – перед ним на кровати сидел уже смекалистый, любопытный мальчишка. Он не верил, время не могло так быстро пролететь!

Как ему бы хотелось вновь стать отцом маленького беззащитного комочка счастья, лучезарно улыбающегося крошечным беззубым ротиком! Бесспорно, для него это была бы самая высокая награда. Как он мечтал снова получить возможность дарить кому-то свою любовь и заботу. Но, увы, этой мечте не суждено было сбыться… Анастасия Николаевна не могла больше иметь детей.